Россия молодая. Книга 2

Егорша нырнул в толпу мужиков, вывел из сараюшки виновных. Толпа расступилась, трое, связанные поясами, без шапок, взлохмаченные и изодранные, поклонились капитан-командору. Из сеней, вытирая рот ладошкой, спехом дожевывая что-то, выскочил дьяк Абросимов.

– Говори! – велел ему Иевлев.

Тот подошел поближе, выставил ногу, стал с осуждением в голосе длинно рассказывать, как случилось смертоубийство, кто зачинщиком был, кто ударил амбарщика плашкой по голове, как амбарщик схватился за топор, да припоздал – скончал живот свой. Иевлев слушал, поколачивал тростью по голенищу сапога. Мужики переминались, вздыхали...

Сильвестр Петрович сходил в амбар, посмотрел на мертвое тело, что лежало на тесовом полу, покрытое рядном, вернулся, стал спрашивать схваченных. Мужики, перебивая друг друга, повинились, что-де очень изворовался проклятый амбарщик, да будет земля ему пухом, змею злому, никакой вовсе ествы на артель не давал, два дня с карбасом ждали, а народишко в остроге которое время корье заместо хлеба камнями перетирает да печет. Вчера выпили малость, Козьма-плотник возьми и заведи с артельщиком беседу: отчего не по-божьи делает? Амбарщик Козьму пихнул под вздох, а после ногой ударил. Козьма еще спросил: зачем бьешь, увечишь, для чего пихаешься?

Молодайка в сенях завыла громче. Иевлев велел ее убрать. Матросы увели молодайку в сторону.

– Ну и вдарил! – сипло сказал сам Козьма. – Вдарил и вдарил!

– Так вдарил, что убил? – спросил Иевлев.

– А чего ж? Смотреть на него, на анафему? – удивился Козьма. – Я с женкой на карбасе пришел, а он мне об женке слова говорит. Ты, говорит, отпусти мне женку поиграть, а я, говорит, вам ествы на острог по-божески дам... Жалко, что одного вдарил, а не все ихнее семя...

– Какое такое ихнее семя? – спросил Иевлев.

– А такое! – сплюнув, сказал Козьма. – Известно какое...

Седой вихрастый мужик поклонился, сказал робко:

– Ты его, батюшка, кормилец наш, не слушай, глуп он, молод, не учен...

– Какое такое ихнее семя? – крикнул Иевлев. – Говори!

Козьма не отвечал, смотрел на Иевлева бесстрашно, с ненавистью. Молодайка, вырвавшись из рук матросов, с пронзительным криком побежала к крыльцу, рухнула на колени в жидкую грязь, схватила Иевлева за ногу.

– Пусти! – приказал Сильвестр Петрович. – Слышь, пусти...

Ноге было больно, он не мог вырваться. Матросы вновь оттащили молодайку. Тогда старик с седыми вихрами стал опускаться на колени. Сильвестр Петрович сказал сквозь зубы:

– Гнать их в шею отсюда!

– Кого? – не понял дьяк Абросимов.

– Связанных – вон со двора! – велел Иевлев. – Развязать!

И, выйдя из себя, закричал:

– Оглохли? Говорю – вон! Развязать и – в тычки, откуда пришли!

Старик, не понимая, повалился на колени, толпа зашумела, кто-то тонким веселым голосом крикнул:

– Да господи ж! Отпускают! Слышь, Козьма? Отпускают!

Егорша взглянул на Иевлева, позвал матросов, те стали развязывать мужикам руки. Козьма совсем побелел. Иевлев повернулся, пошел в сени; Абросимов, отдуваясь, пошел за капитан-командором, ворча на ходу, что так-де не гоже делать, эдак всех амбарщиков порубят топорами; выходит, что на убийцу нынче и управы вовсе нет.

– Коли воров и порубят – горевать не для чего! – ответил Иевлев.

Захлопнув дверь перед носом дьяка, он вновь сел за стол – писать письмо далее, но пришел Егорша.

– Тебе чего? – не поднимая головы, спросил Сильвестр Петрович.

– Не уходит! – сказал Егорша.

– Кто не уходит?

– Не уходит. Который амбарщика кончил.

– Ну и шут с ним, пусть не уходит! – усмехнулся Сильвестр Петрович.

– На крыльце сидит.

Сильвестр Петрович молча писал. Егорша взял ножичек, принялся точить перья. За окном потемнело, опять полил дождь.

2. БРАТ И СЕСТРА

На рогатке при въезде в город капитан Крыков спешился и велел седлать себе другого коня. Вороной, с которого он слез, тяжело прядал боками, всхрапывая от усталости. Драгун вынес Афанасию Петровичу из караулки кружку воды, другие двое седлали мышастую в яблоках кобылку. Капрал придержал Крыкову стремя, он легко сел в седло, обдернул на себе намокший под дождем плащ, задумчиво сказал:

– Так-то, Павел Иванович! Наступило наше время. Ты гляди построже, чтобы все караульщики были в готовности, ни единого с рогатки не отпускай. Пушкари твои здесь?

– Здесь! – ответил усатый капрал.

– Пусть с караулки никуда не идут...

Другие драгуны, услышав разговор, подошли поближе. Лукьян Зенин, с которым Крыков в былые времена промышлял зверя, спросил с крыльца караулки:

– Здесь они, Афанасий Петрович?

– Возле Мудьюга. На якорях стоят...

– Сила?

– Там видно будет, Лукаша! – ответил капитан. – Покуда одно ведаю – потрепала их непогода... Ну, живите, ребята!