Россия молодая. Книга 2

– Вы вот что, господа волонтеры, идите-ка под стену. Там вам куда способнее будет. От ядер – каменный навес, никакое ядро не пробьет, места вволю, которого солдата поранят – к вам придет, отыщет.

Он подозвал бегущего по плацу Егоршу, велел:

– Ты, Егор, вели выкатить водки бочонка два-три, пусть бабинька людям подносит, водочка для раненого – дело святое. Да Маше моей не велите распоряжаться, она щедра больно, все до начала баталии раздаст...

Бабинька Евдоха поклонилась, Егорша бегом снес под крепостную стену короб с вещетиньем, с медвежьей мазью, с пахучими травами. Таисья принесла бутыль с бабинькиным настоем, Маша побежала за холстом для перевязок, за одеялами, за сенниками для раненых. Сильвестр Петрович крикнул ей вслед:

– Все, что есть, неси, ничего в избе не оставляй. Слышишь ли?

– Слышу-у! – на бегу отозвалась Маша.

Сильвестр Петрович пошел к лестнице, что вела наверх. Здесь два мужика застряли с грузом – в лозовой корзине тащили наверх ядра. Корзина прорвалась, зацепилась, мужичок постарше ругал парня, который подпирал корзину снизу. И вдруг Сильвестр Петрович узнал обоих: старший, с бороденкой, худой и ободранный, – тогда, зимой, по дороге в Холмогоры напал на него, на Иевлева. Другой, Козьма, убил давеча во дворе Семиградной избы вора-приказчика. А нынче оба здесь, при своем воинском деле.

Корзина наконец пролезла. Сильвестра Петровича догнал Резен – тоже в парадном дорогом кафтане, выбритый, в пышном парике, – пожелал доброго утра.

– То-то, что доброе! – усмехнулся Иевлев.

По скрипучим ступеням они поднялись на высокую воротную башню, встали у амбразуры, в которую сыростью дышала Двина. Иевлев смотрел недолго, потом сказал, передавая подзорную трубу Резену:

– Гляди, Егор! Идут!

Инженер приладил трубу и сразу увидел белые квадраты и треугольники вздутых ветром парусов, реи, мачты, вымпелы...

– Быстро идут! – сказал Резен по-немецки. – Бесстрашно идут! Нашли лоцмана, черт возьми!

– Нашли! – опять глядя в трубу, согласился Иевлев.

Резен, скрипя новыми башмаками, перешел башню, высунулся в другую амбразуру, велел караульному пушкарю:

– Кузнецам калить ядра, пороховщикам закладывать заряд.

Иевлев смотрел в трубу на Двину, на серые ее воды, где мерно покачивались условленные с Рябовым вешки, как бы позабытые здесь и вместе с тем точно обозначавшие границы искусственной мели, смотрел на Марков остров, на затаившиеся там пушки, на пушкарей, на молодого офицера, поднявшего шпагу, – опустит, и все пушки его батареи одновременно выпалят по тому месту, где тихо покачиваются ныне вешки и где будет утоплен вражеский корабль...

«Рано поднял шпагу, – подумал Сильвестр Петрович. – Долго еще ждать, рука вовсе занемеет».

Работные люди, один за другим, согнувшись бежали к вороту, на который, быть может, если что случится, будут наматывать цепь. Бежали, прыгали в яму. Отсюда, с башни, Иевлев ясно видел, как становились они к рычагам кабестана, готовились к своему делу. Теперь только собака лаяла на Марковом острове, – веселый лопоухий щенок думал, что люди прячутся и прыгают в яму, играя с ним. Но из ямы высунулась рука, щенка заграбастали и посадили в мешок, чтобы не шумел. И на Марковом острове, как в крепости, никого не стало видно – затаились. Пусть думает швед, что нигде никто не ждет его в этот глухой час...

– Боцман! – не оборачиваясь, зная, что Семисадов здесь, позвал Иевлев.

– Тут боцман! – живо, бодрым голосом ответил Семисадов.

– Хорош у них кормщик, боцман?

– Смело идет! – ответил Семисадов. – Такого не сразу отыщешь...

Резен раскурил трубку, сказал отрывисто:

– На флагмане все порты пушечные открыты и на брамстеньге сигнал выброшен – к бою готовьтесь!

– Мы и то – готовы! – ответил Иевлев.

Головной корабль эскадры с резной, черного дерева, фигурой на носу, показался из-за двинского мыса и тотчас же стал словно расти, вырываясь из пелены тумана и дождя. С башни было видно, как у погонной медной пушки флагмана стоят готовые к пальбе пушкари, как блестят на них мокрые от дождя кольчуги, как грозит им кулаком баковый офицер-артиллерист. Огромный корабль шел кренясь, морской свежий ветер свистал в его снастях, сотни солдат в медных касках, с мушкетами и фузеями, с ружьями и копьями, стояли на шканцах, на шкафуте, на баке, в открытые порты пушечных палуб в три ряда смотрели стволы орудий...

– Боцман! – не спеша, уверенным, спокойным голосом позвал Иевлев.

– Тут боцман! – раздалось за его спиной.

– Фитили запалить!

– Фитили запалить! – крикнул в амбразуру Семисадов.

– Фитили горят! – почти тотчас же ответил караульный пушкарь.

– Готовсь, пушки! – приказал Иевлев.

Артиллеристы вцепились руками в станки, наводчики медленно двигали клиньями, ворочали гандшпугами, ждали последней команды. Семисадов жарко дышал Иевлеву в затылок – смотрел, как перед амбразурой башни возникает шведский флаг – золотой крест на синем поле.

4. ЭСКАДРА НА ДВИНЕ

Рябов тихо сказал Якобу:

– Попозже заявись к штурвалу. Все-таки трое, легче будет.

Якоб спросил:

– Топор при тебе?