Россия: мы и мир

Взирая на современных старообрядцев, можно было в одно мгновение совершить путешествие во времени, погрузиться в XVI—XVII века и объемно, с запахом и вкусом, ощутить принципы жизни наших предков. Бытует мнение, будто кержаки не пустят переночевать, не дадут воды напиться, и прочие глупости. Конечно же, если вы придете безбородым (они говорят, «вроде мужик, а лицо как бабья коленка»), не поклонитесь в пояс и скажете «здравствуйте», вас скорее всего и правда не пустят, в лучшем случае позволят переночевать в старой баньке, если зима. Но если даже вы все сделаете правильно и вместо обычного приветствия назовете пароль – «Христос воскресе!», а будете один, попадете под подозрение: не разбойник ли вы, не царский ли, не ГПУшный ли соглядатай? И тогда с вами никогда не будут откровенными. А если рядом с вами женщина, но не ваша жена и не сестра, а, к примеру, сотрудница, то будь у вас борода до колен – прогонят, поскольку нельзя пускаться в дальний путь с чужой женщиной, непременно случится прелюбодейство, пусть даже в мыслях. Каково? А мы думаем, почему это опальные бояре тащились в ссылку со всем семейством? Или с чего это жены декабристов поехали в Иркутск? Кроме того, в скиту вам делать нечего, если у вас «дурной глаз», то есть вы не можете смотреть прямо, не мигая, или, того хуже, глазки бегают, а все это они определяют в первое мгновение; если у вас грудь нараспашку и там крест виднеется, если вы перекрестились на «чужие», хозяйские иконы, если вы говорите грубо или много, еще хуже, скороговоркой, если вы сразу лезете с расспросами, если говорите «спасибо», а не «спаси Христос» («спасибо» кричал сатана, когда его столкнул с неба Господь, но докричать «спаси бог» не успел и шмякнулся о землю). И т.д. и т.п.

В общем, как слагать персты, здесь и ни при чем. Можете вообще в их присутствии не крестить лба, и это будет понято правильно.

Далее: староверы, как уже говорилось, живут в такой глухомани, куда никогда не заходят ни инспектора рыбнадзора, ни егеря, и часто даже скрытно от властей, однако при этом весной, в половодье (а они все поголовно рыбаки и охотники), едят не уху из свеженькой рыбки, а суп из вяленой, прошлогодней еще щуки. Вкус специфический. На вопрос почему, отвечают однозначно – рыба икру мечет, нельзя. Без всякого на то принуждения! Находясь в оппозиции к власти, а то и вовсе относясь к ней враждебно, при этом они строго соблюдают природный неписаный закон. Кержаки никогда не станут стрелять (и вам не позволят) матку с лосятами, а медведей на берлогах бьют, только когда точно знают, что там самец. Живя в лесу, они не срубят деревца, если это не нужно для конкретного дела, на дрова пускают исключительно сухостой. Суровые молчаливые люди потрясающе нежно относятся к цветам! Сам случайно, исподтишка, наблюдал, как старовер, мой тезка, сорокалетний, огненно-рыжий, немногословный и всегда хмурый мужик, любовался саранками (цветы, напоминающие орхидею) и при этом радовался, как ребенок.

Они всегда скрывают свои истинные чувства и на людях никогда не будут громко смеяться или плакать, скорбеть или расстраиваться (объясняют просто – не хорошо). Я никогда не видел их раздраженными или недовольными, хотя это наверняка бывает. И особая статья – отношение к женщине, такое же, как к цветам: в общем-то только неожиданно бережное и какое-то всегда немного виноватое – все время просят прощения, то и дело говорят: «Прости ради Христа». Это вполне можно назвать бесстрастной страстью. Однако взаимоотношения между мужем и женой у кержаков всегда таинственны, и судить о них можно лишь по отдельным косвенным деталям. Однажды мы плавали на лодке за брусникой с боярином Головиным (у него грамота была соответствующая), набрали за день два больших крапивных мешка и возвращались домой. А осень, холодно, и тут еще дождь пошел, но боярыня его узрела на берегу черемуху, усыпанную ягодами, и как-то невыразительно изъявила желание набрать ведро на зиму (они черемуху сушат, потом мелют на ручной мельнице, сдабривают медом и пекут пироги – вкуснятина!). Я видел, что Головин промок и замерз, однако и слова не сказал, подчалил и целый час терпеливо сидел на корме, пока его жена собирала ягоду.

Возможно, потом боярин сделал ей внушение, в чем я сильно сомневаюсь, поскольку, собирая бруснику, он целый день, изредка, незаметно, ласкал жену взглядом. (А им уже было лет по сорок пять.)Случись это с нами, мы бы не сдержались, невзирая на посторонних (я – точно!), и осенняя гулкая река огласилась бы речью, вполне определенной. Это я говорю к тому, что староверы не утратили способности разговаривать глазами; может, поэтому и немногословны. Конечно, можно свалить на то, что живут они замкнуто и очень много времени находятся вместе, отчего и начинают понимать друг друга не с полуслова, а с полувзгляда. Но я несколько раз наблюдал прямой молчаливый диалог, после которого совершалось определенное действие. Кроме того, поражает их зрительная память и память на людей вообще. Можно сослаться на то, что в уединенных скитах редко бывают люди, но есть в этом еще что-то, на первый взгляд мистическое. Однажды я переночевал у кержаков в скиту близ деревни Зимовское и наутро ушел. Хозяев видел, может быть, всего часа полтора, не больше, и вроде бы в лицо их запомнил, но вскоре забыл. Однако не забыли меня, и когда через семь лет вновь к ним пришел, был мгновенно узнан. Причем встречали так, будто мы вчера только расстались. Тогда я и понял, что это не просто свойства памяти одиноких скитальцев; это их образ мышления. Они все эти годы не просто помнили – думали обо мне, тем самым поддерживая горение памяти. А мы разве думаем сейчас о людях, с которыми сиюминутно познакомились?

Я не склонен идеализировать жизнь старообрядцев, поскольку видел и другое. Например, Христя Лыков (дальний родственник Лыковых, скит которых в буквальном смысле разорил и погубил В. Песков), эдакий хитрец и себе на уме мужичок, женился в сорок лет (ему привели молодую невесту, вроде бы с Алтая), одел жену в лохмотья, чтоб, когда ходит в старообрядческую же деревню за солью и мукой, никто не позарился. А она спрятала хорошую одежду в лесу и переодевалась, прежде чем войти в деревню, потому что совестно в рванье людям на глаза показываться. Этот же Христя, чтоб не грех было ездить на лодке с мотором, сорвал с двигателя заводскую табличку с маркой, соскоблил все надписи, а потом говорил: «Я анчихристовы-то знаки сбил!» Он, хитрец, когда начнешь с ним разговаривать, глаза закатит и валяет дурака: смеряет пальцами стопу ноги, промеряет потом свой рост и говорит: «А я как Исус Христос по размеру! У меня столько же ступней в теле!»

Конечно, цивилизация советского образца, особенно навязчивая, коснулась и кержаков. Но реакция их и тут нестандартная. Молодой старообрядец Арсеня так увлекся вероучением, что вместо женитьбы набрал книг, удалился в скит и, просидев там несколько лет в полном одиночестве, вышел к людям и сказал, что бога нет, и, мало того, принес деревянный прибор, очень похожий на логарифмическую линейку, по которой можно было считать, делить и умножать. Один старовер (не помню имени, из Пудинского сельсовета), посмотрев на настоящий трактор, скоро сделал себе свой, но только из березы – один двигатель железный. Кстати, единственный в мире березовый трактор, говорят, ездит до сих пор и только сильно скрипит при движении. Потом он же придумал и построил постоянный мост через реку, который снимался лишь на время половодья (а там каждый год строили новый!).

В общем, они тоже разные. Но важно одно – старообрядцы люди цельные и гармоничные лишь потому, что у них сохранилось «нормальное» религиозное сознание, поэтому и образ мышления всегда соответствует манере поведения.

Кстати сказать, в долгом общении с ними начинаешь невольно заражаться их отношением к миру, меньше говорить, больше думать и наблюдать. И я теперь, как кержак, начинаю определять, что человек собой представляет, по первому взгляду. Должен сказать, часто ошибаюсь, но сложных, интересных людей угадываю сразу. А определять по глазам пока что научился только политиков, причем по телевизору...