Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812—1834

Общий тон восточной политики России после 1815 года не только не позволял Строганову добиться исправления прошлых нарушений российско-османских соглашений, но и существенно ограничивал его возможности препятствовать новым нарушениям. Характерным в этом смысле был обмен между Строгановым, Портой и российским Министерством иностранных дел относительно нарушений финансовых положений хатт-и шерифа 1802 года, подтвержденных Бухарестским миром. Хотя хатт-и шериф отменял все новые налоги, введенные в княжествах после 1783 года, молдавский господарь Скарлат Каллимахи попытался повысить косвенные налоги (так называемые русуматы) на миллион пиастров, что было немедленно опротестовано российским консулом А. Н. Пизани в ноябре 1817 года[295]. Месяц спустя российский генеральный консул в Бухаресте А. А. Пини опротестовал подобную же меру со стороны валашского господаря Иоана Караджи[296]. Сообщения консулов послужили основой для двух нот, адресованных Строгановым Порте в феврале и апреле 1818 года, в которых посланник потребовал, чтобы господари «всегда уважали представления российского министра и консулов» в налоговых вопросах[297]. В своем докладе Министерству иностранных дел Строганов предлагал оказать давление на господарей, чей семилетний срок правления (установленный хатт-и шерифом 1802 года) истекал в 1819 году. Посланник рассматривал возможность раннего смещения особенно непокорного Каллимахи и даже предлагал министерству несколько кандидатур вместо него[298].

Однако жесткая позиция, занятая Строгановым, не была поддержана в Петербурге. Уже в начале 1818 года Нессельроде писал ему, что смещение господарей, представлявшееся логическим наказанием за злоупотребления, противоречит интересам России, поскольку произошло бы до истечения семилетнего срока, на соблюдении которого настаивала сама Россия с 1802 года[299]. Настойчивость Строганова, вероятно, обеспокоила Александра I, который стремился продемонстрировать свои миролюбивые намерения в преддверии Ахенского конгресса Священного союза, назначенного на осень 1818 года. В результате Каподистрия, сопровождавший императора в его поездке по Бессарабии и Новороссии в апреле и мае 1818 года, написал Строганову из Одессы, что его агрессивность подрывает миролюбивый образ России в глазах европейских держав. Каподистрия напомнил посланнику о недопустимости войны с Османами и порекомендовал ему избрать «дружелюбную и пассивную позицию» в переговорах с ними. Такая политика должна была убедить европейские кабинеты, что Россия стремится лишь обеспечить исполнение условий Бухарестского мира и что российское правительство будет соблюдать статус-кво, даже если Порта откажется от дальнейших переговоров[300]. Строганову ничего не оставалось, кроме как посетовать на то, что Россия «жертвует своими правами и интересами в Леванте ради сохранения мира в Европе»[301].

Порта, по-видимому, осознала, что демарши Строганова не будут подкрепляться реальной силой, и воспользовалась возможностью подорвать российское влияние на своих православных подданных. Хотя османское правительство официально и не оспаривало принцип российского протектората над Молдавией и Валахией, его действия ставили под вопрос реальность этого протектората. Так, в ноябре 1817 года молдавский господарь Скарлат Каллимахи отказался принимать ноту российского консула Пизани, который опротестовал нарушение финансовых положений хатт-и шерифа 1802 года, и Порта не сразу отреагировала на протесты самого Строганова по поводу того, что он находил оскорбительным для достоинства России[302]. Османское правительство быстро отменило налог, незаконно введенный Каллимахи, но продолжало оправдывать его решение не принимать ноту Пизани. Порта настаивала на том, что право «представления» есть только у российских посланников в Константинополе, но не у российских консулов в княжествах[303].

Российские дипломаты и вопросы внутреннего управления молдавии и валахии

Трения внутри молдавских и валашских элит составляли другую проблему восточной политики России после 1815 года. Изданный под нажимом Петербурга хатт-и шериф 1802 года хорошо иллюстрирует неоднозначную роль России в борьбе «автохтонного» и «греческого» элементов среди боярства княжеств. Хатт-и шериф предписывал господарям «предоставить местным уроженцам государственные должности», однако в то же время позволял им назначать на государственные должности «честных греков, образованных и достойных этих постов»[304]. В своем отчете Александру I российский посланник в Константинополе В. С. Томара, способствовавший принятию хатт-и шерифа, признавал, что в плане отстранения греков от государственных должностей в княжествах, чего требовали природные молдавские и валашские бояре, «можно было сделать более, но не должно терять из виду службы здешних греков полезных министрам вашего в-ва»[305].