Россия на историческом повороте: Мемуары

Впоследствии термин «интервенция», упомянутый в этих условиях, касающихся военных задач союза, дал повод для неправильного его истолкования. В иностранных и даже в некоторых русских кругах он трактовался как призыв к «вмешательству во внутренние дела России». Однако согласно пункту третьему этих условий такое вмешательство исключалось. На деле это был призыв к союзникам продолжить войну на русском фронте на основе равноправного партнерства. В свое время по просьбе Франции русские войска под командованием генерала Лохвицкого были отправлены на Западный фронт и никому не пришло в голову назвать это вмешательством России в дела Франции. Не секрет, что фронт у Салоников был, по сути дела, укомплектован воинскими подразделениями всех стран союзников, включая Россию. И если уж требуются дальнейшие пояснения, то следует напомнить, что захваченные Австро-Венгрией и Германией военнопленные были направлены по решению Берлина и Вены для оказания всей возможной помощи большевикам в их борьбе против Добровольческой армии на юге и вооруженных сил Учредительного собрания на Волге и Урале. Именно эти иностранные батальоны несут ответственность за репрессии и расправы, именно они сыграли решающую роль в Москве. Вот о чем не следует забывать, говоря об обращении к союзникам руководителей Союза, которые, воскресив в памяти вклад России в победу, выступили представителями той России, которая не признала Брест-Литовский мир.

Перед моим отъездом за границу были предприняты все необходимые меры для сохранения связей с Москвой.

Отъезд был назначен на конец мая через Мурманск, где стояли английские и французские корабли, охранявшие в порту огромные склады с военным и другим снаряжением. Ехать на этот раз мне пришлось в так называемом экстерриториальном поезде, предоставленном для репатриации сербских офицеров. Формированием таких поездов занимался глава всех операций по репатриации полковник Иованович (серб), который по просьбе моих друзей безо всяких колебаний выправил для меня документы на имя сербского капитана. Английскую визу проставил английский генеральный консул в Москве Роберт Брюс Локкарт, который оставался там в качестве специального эмиссара после отъезда из столицы союзнических послов. Локкарт выдал визу, даже не обратившись за разрешением в Лондон. Много позднее он сказал мне, что был вынужден взять на себя всю ответственность, ибо был уверен, что министерство иностранных дел Англии отклонит мое обращение за визой.

Завершив все приготовления к отъезду, я в последний раз встретился со своими московскими друзьями и соратниками.

Отъезд в Лондон

В день отъезда мы с Фабрикантом засветло приехали на Ярославский вокзал. Без особых затруднений мы встретились с двумя сербскими офицерами в военной форме, которые проводили нас на нужную нам платформу, где мы смешались с толпой пассажиров. Поезд был набит до отказа, однако нам предоставили места в купе второго класса, судя по всему, предназначенного для офицеров. Не оставалось никаких сомнений, что некоторые из них узнали меня. Путешествие казалось бесконечным. На однопутной мурманской ветке было огромное число разъездов. По непонятной причине мы часами стояли на узловых станциях. Казалось, состав едва двигается. Но мы не сетовали на судьбу. В конце концов, торопиться было некуда, а впереди нас ждала упоительно-прекрасная северная весна. Мы радовались длительным ночным стоянкам, когда поезд останавливался прямо посреди густого леса. Это напоминало мне о белых ночах в Петрограде. Но природа тут казалась более таинственной: особую прелесть придавал ей какой-то особый северный покой и белизна ночей. Прошлого словно и не существовало, и не хотелось ни говорить, ни думать о будущем. Мы ощущали полную гармонию с естественной красотой окружающей нас природы, какое-то единение с загадочными лесами.

Не помню, сколько длилось наше путешествие, должно быть, около десяти дней. В конце концов мы добрались до Мурманска, в те дни грязного и заброшенного. Все пассажиры сразу же отправились в порт, занятый союзными войсками, хотя сам город подчинялся Советской власти, и вначале нам необходимо было пройти проверку на советском контрольно-пропускном пункте. Советские солдаты едва заглянули в наши документы. Затем мы отдали документы офицеру союзнических войск, который сверил наши имена со своим списком. Нас со спутником встретили два офицера французского флота, которые препроводили нас на борт крейсера «Генерал Об». Там сербский офицер передал командиру корабля наши подлинные документы с визами. Во время нашего путешествия по железной дороге они находились у начальника «экстерриториального» поезда. Покидая родную землю, я и подумать не мог, что никогда более не увижу ее, все мысли мои были обращены в будущее.

Французская команда встретила нас очень сердечно. Мы наслаждались совершенно необычным для нас состоянием полного покоя. Больше не надо было быть постоянно начеку.

— Наверно вы хотите отдохнуть? — спросил меня один из офицеров.

— Благодарю, нет. Предпочитаю пойти к парикмахеру.

— Зачем?