Читаем Россия на историческом повороте: Мемуары полностью

Воспоминания о первых неделях существования Временного правительства связаны с самым счастливым временем моей политической карьеры. Нас было 11 в этом правительстве, из них 10 принадлежали к либеральной и умеренно-консервативной партиям. Я был единственным социалистом, и левая пресса вскоре стала иронически называть меня «заложником демократии». Наш председатель, князь Львов, вел свое происхождение от Рюриковичей и, следовательно, принадлежал к старейшему роду, который правил Россией 700 лет. И несмотря на это, всю свою жизнь он стремился улучшить участь крестьян и в течение длительного времени являлся активным участником борьбы против быстро разлагающегося монархического абсолютизма. В Союзе земств он настойчиво отстаивал право крестьян быть представленными в политической жизни страны. Он стал одним из основателей либерального течения в земствах, которое с начала века играло роль авангарда в борьбе за Конституцию, приведшей к манифесту 17 октября 1905 года. По натуре это был застенчивый сдержанный человек, который мало говорил, но был прекрасным слушателем. Он обладал выдающимся организаторским талантом и его огромный моральный авторитет проявил себя в создании им Всероссийского союза земств. Князь Львов никогда не придерживался партийных взглядов, и после кратковременного сотрудничества в I Думе с партией народной свободы он уже никогда не входил ни в какие партии, ни в политические или заговорщические организации. В этом глубоко религиозном человеке было что-то славянофильское и толстовское. Приказам он предпочитал убеждения и на заседаниях кабинета всегда стремился побудить нас к общему согласию. Его часто обвиняли в слабоволии. Такое обвинение было абсолютно безосновательным, в чем я и убедился, познакомившись с ним в декабре 1916 года. Он «слепо» верил, как утверждал Гучков, в неизбежный триумф демократии, в способность русского народа играть созидательную роль в делах государства. И не уставал и на людях, и в частных разговорах повторять слова: «Не теряйте присутствия духа, сохраняйте веру в свободу России!»


Я до сих пор с трудом понимаю, каким образом с самого первого заседания кабинета мы в своих дискуссиях достигали немедленного и полного согласия относительно того, что следует предпринять. Всех нас объединяло чувство долга, которое мы ставили превыше принадлежности к какой-либо партии. К сожалению, это чувство оказалось недолговечным, и в дальнейшем Временное правительство не отличалось более такой убежденностью, солидарностью и взаимным доверием. Однако факт остается фактом: первый месяц после революции всеми нами, правильно или неправильно, руководило лишь одно соображение: высшие интересы народа.

Некоторые мои личные друзья, которых я знал с первых дней существования Временного правительства, не раз говорили мне потом, что эти представления отражали лишь мои благие пожелания и что мы никогда не были столь едины, как мне это казалось. Как бы то ни было, но первые дни революционных преобразований в России запечатлелись в моем сознании как ощущение свершившегося чуда. И думается, что подобное ощущение испытали даже наиболее рационально мыслящие из нас люди.

В поразительно короткий период времени мы смогли заложить основы не только демократического управления, но полностью новой социальной системы, которая гарантировала ведущую роль в делах нации трудящимся массам и которая впервые ликвидировала все политические, социальные и этические ограничения.

Иначе и быть не могло, по той простой причине, что эта полностью новая система явилась прямым отражением воли бесспорного большинства населения.

В библиотеке Гуверовского института хранятся оригиналы стенограмм заседаний Временного правительства. Просматривая их много лет спустя, я сам был поражен тем огромным объемом законодательных актов, принятых в первые два месяца после Февральской революции. Как нам удалось добиться столь многого в такой короткий срок? Ведь, в конце концов, помимо принятия законов правительство должно было заниматься продолжением войны и улаживать бесчисленные повседневные административные дела. Более того, в залы Мариинского дворца и приемные министров непрерывным потоком шли посетители и делегации, представители местных органов новой власти и национальных меньшинств. Это было невероятно трудное, горячее время, время бесконечных дневных и ночных заседаний кабинета, всевозможных конференций и выступлений на массовых митингах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное