Россия на историческом повороте: Мемуары

Как писал Лев Троцкий в своих статьях, опубликованных в газете «Нью-Йорк тайме» в дни бухаринского процесса 4 и 5 марта 1938 года, все эти факты держались в строжайшем секрете. В статье от 5 марта Троцкий проливает некоторый свет на это советско-германское военное сотрудничество: «Военный комиссариат, который я в то время возглавлял, в 1921 году разрабатывал планы реорганизации и перевооружения Красной Армии в связи с переходом от состояния войны к миру. Остро нуждаясь в усовершенствовании военной техники, мы могли тогда рассчитывать лишь на сотрудничество с Германией. В то же время рейхсвер, которому Версальский договор предписывал строжайший запрет на какие-либо усовершенствования, особенно в сфере тяжелой артиллерии, авиации и отравляющих веществ, естественно, стремился использовать соретскую военную промышленность в качестве своего полигона. Предоставление Германии концессий на территории Советской России началось еще в то время, когда я был полностью поглощен гражданской войной. Самыми важными концессиями, с точки зрения их потенциальных возможностей, а точнее, с точки зрения перспективы, были концессии, предоставленные авиаконцерну «Юнкере». В связи с этой концессией в Советскую Россию приехало несколько немецких офицеров. В свою очередь несколько представителей Красной Армии побывали в Германии, где ознакомились с положением дел в рейхсвере и с германскими военными «секретами», которые были им любезно продемонстрированы. Конечно же вся эта работа велась под покровом секретности…»

В 1923 году меня пригласил к себе Эдуард Бернштейн, один из вождей социал-демократической партии Германии, а также первый подвергший ревизии марксистскую доктрину. В ходе беседы он сообщил мне, что занимается расследованием связей агентов германского правительства с ленинской группой большевиков. Он спросил, какими сведениями по этому вопросу располагало русское правительство, и я рассказал ему все, что знал.

Вся имевшаяся у нас информация относилась к Стокгольму и к деятельности германского посла Люциуса и его агентов. Однако, добавил я, у нас не было прямых данных о том, что происходило тогда в Берлине. Не знали мы и насколько далеко зашли связи между германским правительством и большевиками. В свою очередь Бернштейн поделился со мной всем, что ему удалось узнать по этому вопросу из секретных архивов разных министерств.[325] Далее Бернштейн сообщил, что не смог завершить свое расследование. За год до того он опубликовал свою первую статью о связях Ленина и Берлина. Сразу же после ее публикации его вызвал президент Эберт и в присутствии министра иностранных дел и других высших чиновников, а также представителей вооруженных сил предупредил его, что если он опубликует хоть еще одну статью по этому вопросу, то будет обвинен в измене.

Все эти военные приготовления сами по себе не привели бы ко второй мировой войне, если бы союзники, и в первую очередь Франция, не отказывались бы с таким завидным упорством пересмотреть или вовремя облегчить невыносимые условия «мира, который продолжил войну».

Неспособность найти выход из этого психологического тупика способствовала распространению ненависти и помогла, в конце концов, прийти к власти Гитлеру. Можно даже сказать, что Гитлер был порождением Версальского мирного договора.

В 1923 году, после того как французы оккупировали Рур, в разгар жесточайшего финансового кризиса, поразившего Германию в результате фантастических репараций, которые она выплачивала союзникам, Адольф Гитлер и генерал Эрих Людендорф предприняли попытку захватить власть в Баварии. Этот так называемый «пивной путч» в Мюнхене через три дня завершился провалом. Сам Гитлер был приговорен к пятилетнему тюремному заключению, однако через год был помилован и вышел из тюрьмы, написав там свою «Майн кампф». Ненависть к союзникам быстро набирала силу, и Гитлер вскоре пришел к убеждению, что сможет реализовать свою национал-социалистскую программу. В выступлении на своем судебном процессе в Лейпциге он в сжатой форме так изложил эту программу: «Да, я использую все права гражданина, данные мне демократической Веймарской конституцией, для того, чтобы уничтожить демократию, которую ненавижу». Через 10 лет Гитлер стал рейхсканцлером.

Правящие круги на Западе понимали, что политическая структура в послевоенной Европе весьма нестабильна и искусственна. Одна за другой проводились конференции на высоком уровне по вопросам разоружения и репараций, однако толку от них не было. Да и не могло быть. Даже Аристид Бриан, один из самых проницательных политиков того времени, не отважился посмотреть в лицо фактам и изменить ситуацию в пору существования Веймарской республики. Сегодня, спустя почти полвека после рождения Версальской Европы, излишне доказывать, что то был и впрямь мир, который продолжил войну. 20 лет, прошедшие после 1919 года, были не столько периодом прочного мира, сколько просто передышкой, перемирием.