Итак, Оршинская битва задержала развитие русских успехов, достигнутых взятием Смоленска, но не могла их нейтрализовать. Смоленск остался в составе Русского государства. Именно с 1514 г. установилась граница России с Великим княжеством Литовским, которая просуществовала с небольшими временными изменениями на протяжении всего XVI в. Это было реальным фактом, менявшим ситуацию на западных рубежах России в ее пользу.
Глава 9
Поиски мирных решений
Из Оршинской битвы Сигизмунд решил извлечь наибольший внешнеполитический эффект, главным образом на дипломатическом поприще, ибо было ясно, что военным путем Великое княжество Литовское решающего успеха в борьбе с Россией добиться не способно. Король широко оповещал европейские дворы о «грандиозной победе» его войск над «московитом», не останавливаясь перед заведомым искажением и всей перспективы событий, и самих реальных фактов. Так, папе Льву X и магистру Альбрехту Сигизмунд писал, что из 80 тыс. русских, участвовавших в Оршинском сражении, убито или потоплено 30 тыс. человек. В плен якобы попало 46 военачальников и 1500 дворян. Позднее Деций и Стрыйковский писали, что убито было 40 тыс. человек, а в плен попало 2 тыс. детей боярских. В подарок папе, венгерскому королю и Яну Заполью Сигизмунд отправил пленных русских дворян, но Максимилиан сумел некоторых из них заполучить себе и отослать на Русь
[647].Все это, конечно, произвело известное впечатление на европейские державы. Так, папский легат Пизон, собиравшийся выехать на Русь, решил до поры до времени от поездки воздержаться
[648]. Напуганный крестьянским восстанием в Венгрии летом 1514 г., Максимилиан стал искать путей примирения с Сигизмундом, который и сам был заинтересован в посредничестве императора при решении русско-литовского спора [649]. Так или иначе, но Максимилиан отказался подписать с Россией договор 1514 г., разгневался на Шнитценпаумера и послал Василию III новый вариант соглашения. Этот проект уже не содержал прямых военных обязательств Империи. Русские должны были сами принимать все необходимые меры для мирного разрешения конфликта с Великим княжеством Литовским. И только в случае их бесплодности они имели право обращаться за помощью к Империи. Иными словами, решение вопроса об участии или неучастии в совместной вооруженной борьбе с Великим княжеством Литовским целиком передавалось на усмотрение императора [650].С этим вариантом договора и приехали в Москву 1 декабря 1514 г. Яков Ослер и Мориц Бугшталер в сопровождении русских послов Д. Ласкирева и дьяка Е. Сукова Новый проект русско-имперского договора не мог удовлетворить московского государя, и он не признал посреднической роли имперских представителей в урегулировании литовско-русских отношений.
Оставалось тревожным и положение на юге. В марте 1515 г. крымский царевич Мухаммед-Гирей с киевским воеводой Андреем Немировым и воеводой Остафием Дашкевичем напали на Чернигов, Стародуб и Новгород-Северский
[651]. В это время Шемячич и Василий Стародубский были вызваны для переговоров в Москву и не могли руководить военными действиями, развернувшимися ка территории их княжеств. Но тем не менее мужественная оборона русских воинов не позволила татарским и литовским войскам достигнуть хоть сколько-нибудь значительного успеха, хотя польские источники и сообщают о «громадном полоне», взятом татарами (от 60 до 100 тыс. человек) [652]. Отправленному 15 марта в Порту русскому послу В. А. Коробову, уехавшему вместе с турецким послом Камалом, необходимо было добиться от султана, чтобы он заставил Крым воздержаться от повторения подобных набегов («им в ту пору какову помешку чинил») [653].Обе стороны продолжали вести сложную дипломатическую игру, готовы были идти на расширение торговых связей, не желая связывать себя какими-либо обязательствами политического характера. Торговля со странами Востока во внешнеторговом балансе России первой половины XVI в. Занимала важнейшее место
[654]. Но для Василия III имело большое значение, удастся ли ему добиться оказания давления на Менгли-Гирея со стороны турецкого султана. Без нейтрализации Крыма невозможна была ни активная казанская политика, ни действенное сопротивление попыткам реванша со стороны Литвы. Этим и объясняется настойчивость московского государя в установлении прочных дипломатических связей с Портой. Султан же отнюдь не собирался жертвовать своими интересами в Крыму и Казани ради союза с Россией, который ему в той обстановке не сулил каких-либо реальных политических выгод. Порта с явным неудовольствием наблюдала за русско-имперским сближением, которое означало поддержку Россией злейшего врага Турции. К тому же Селим в переговорах с русскими представителями настаивал на освобождении Абдул-Латифа.