За миролюбием держав скрывалось реалистическое понимание сложившегося положения. Для Сигизмунда постепенно становилось очевидным, что с тремя противниками (Крымом, Россией и Орденом) ему успешно воевать не удастся. Отсюда он сделал разумный вывод о необходимости заключения мира со своим грозным соседом, с тем чтобы подчинить себе слабеющий Тевтонский орден.
Для Василия III война с Литвою также не имела реальной перспективы. Ему необходимо было урегулировать отношения на западе, с тем чтобы проводить активную политику в Казани и на юге. Поэтому после деклараций обе стороны перешли к поискам обоюдно приемлемого выхода из сложной ситуации. Русская сторона предложила, чтобы «на Николин день осенний» (6 декабря) в Москву для продолжения переговоров были присланы «великие паны радные». Литовская сторона согласилась в принципе с этим, но настаивала на перемирии «хоти на год». Это было важно для Литвы, ибо тем самым русские теряли возможность начать летом военную кампанию. В конце концов достигнуто было компромиссное решение: сроком новой встречи послов установили «Масленое заговено» (10 февраля 1521 г.). Таким образом, в случае срыва переговоров Василий III мог попытаться на поле брани добиться того, что оказалось бы не достигнутым за «круглым столом». Это усиливало позицию русских дипломатов во время переговоров.
4 сентября 1520 г. литовские представители покинули Москву
[779].Вероятно, летом 1520 г. (во всяком случае еще до сентября) Москву посетил представитель римского папы генуэзец Павел Чентурионе
[780]. Лев X давно уже вынашивал идею обращения в унию далекой Московии для того, чтобы использовать ее мощь в борьбе с турками. Эти планы не одобряли самые воинственные элементы главным образом из числа польских церковных и государственных деятелей. Так, например, в 1515 г. на Латеранском конгрессе епископ Иоанн Ласский говорил о невозможности примирения между православной русской и римско-католической церквами [781]. Первое послание Льва X (от 4 июня 1518 г.), как мы помним, должен был передать Василию III Николай Шонберг, который в Москву так и не попал [782]. В 1519 г. папа направил в Москву епископа Захария Ферари, но Сигизмунд его через свою территорию не пропустил [783]. Вот после Этого-то и был послан в Россию купец Паоло Чентурионе, который искал кратчайшего торгового пути в Индию для установления торговых отношений с этой сказочно богатой страной. На своем пути он побывал в Москве, где ему был оказан самый радушный прием [784]. Однако дальше общих разговоров о взаимной благосклонности дело не пошло. Беспредметными были и рассуждения Чентурионе о возможности соединения церквей.Итак, итоги политики России на Западе к концу 1520 г. были вполне утешительными. Намечавшееся заключение перемирия с Литвой означало решение основной в комплексе европейских дел проблемы, волновавшей русское правительство.
Казалось, ничем не омрачались отношения Василия III и с восточными державами. В январе 1521 г. вернулся из Царьграда русский посол Б. Голохвастов, который привез с собой вполне дружелюбную грамоту султана Селима I от 28 октября 1520 г.
[785]Однако в конце того же 1520 г. Селим умер, и огромную восточную империю наследовал его сын Сулейман, прозванный впоследствии Великолепным. Отношения с Портой приходилось возобновлять заново. Сведения о событиях в Порте достигли Москвы в мае 1520 г., и уже 20 июля в Царьград отправлен был дьяк Третьяк Губин с приветственной грамотой но случаю восшествия на престол Сулеймана [786].Тучи сгущались в Крыму. Уже в конце 1519 г. Мухаммед-Гирей вступил в переговоры с Сигизмундом, которые продолжались и в 1520 г. 25 октября между Крымом и Польшей был заключен договор о перемирии. Он содержал также пункт о совместных военных действиях против России, в случае если таковые возникнут
[787].Предвидя возможные осложнения на юге, московское правительство поспешило с завершением работ по созданию оборонительных сооружений в Туле, ключевой позиции русской обороны на южных рубежах. Весной 1520 г. Тульский кремль («град камен») был закончен
[788]. Сохранилось глухое известие о том, что в 1520 г. «царь крымской приходил на Украину, на берегу стоял, да и бой был не един, да и прочь пошли» [789].