Россия на пороге Нового времени. (Очерки политической истории России первой трети XVI в.)

Широко бытует предание о том, что Соломония уже в иночестве родила сына от Василия III, который в детском возрасте скончался. Оно возникло очень рано. О нем сообщает уже Герберштейн. Этот слух подтверждали жены казначея Юрия Малого (к тому времени уже опального) и постельничего Якова Мансурова со ссылкой на признание самой Соломонии. Василий III, узнав об этом слухе, страшно разгневался, приказал подвергнуть жену Юрия бичеванию, но все же послал в монастырь комиссию в составе дьяков Меньшого Путятина и Третьяка Ракова разузнать правильность этого слуха. Герберштейн добавляет, что одни говорили о рождении у Соломонии сына Юрия, а другие это отрицали[1174].

Искусствовед А. Варганов, проводивший в 1934 г. археологические разведки, обнаружил одежду мальчика в старинной гробнице[1175]. Всего этого, конечно, недостаточно, чтобы признать достоверность слуха о рождении у Соломонии сына.

Не прошло и двух месяцев после насильственного пострижения Соломонии, как 21 января 1526 г. великий князь всея Руси Василий Иванович сочетался вторым браком. На этот раз его женой стала Елена Васильевна Глинская, племянница находившегося в заточении князя Михаила Львовича Глинского[1176].

Позднее Псковский летописец записал: «А все то за наше согрешение яко же написал апостол: пустя жену свою, а оженится иною, прелюбы творит». Пафнутьевский летописец сообщает, что великий князь «возлюбил» Елену «лепоты ради лица и благообразна възраста, наипаче ж целомудриа ради»[1177].

Беря л жены представительницу влиятельнейшей семьи из состава служилых князей, Василий III как бы торжественно провозглашал династическое соединение Северо-Восточной Руси с западнорусскими землями. Герберштейн, объясняя причины брака, писал, что Василий III помимо желания иметь наследника «руководствовался двумя соображениями: во-первых, тесть его вел свой род от семейства Петрович, которое пользовалось некогда громкой славой в Венгрии и исповедовало греческую веру». Этот брак, следовательно, укреплял русско-молдавский союз, своим острием направленный против Сигизмунда. Повторялась история с отцом великого князя, когда Иван III женился на дочери валашского господаря Стефана.

Вторым соображением Василия III Герберштейн считает то, что великий князь рассчитывал на князя Михаила как на опекуна, в случае если сам Василий Иванович умрет, а после его смерти останутся малолетние дети, положение которых будет небезопасно при наличии братьев князя Василия, претендовавших на великокняжеский престол. Во всяком случае, продолжает Герберштейн, «в нашу бытность там (т. е. до 22 ноября 1525 г. — А. 3.) стали вести переговоры об освобождении Михаила; мало того, нам довелось видеть, как с него сняли оковы, с почетом отпустили его на поруки, затем даровали и полную свободу». Впрочем, на полную свободу князь Михаил был отпущен только в феврале 1527 г.[1178]

Можно обратить внимание на три дополнительных обстоятельства в связи с браком Василия III. Родственные узы с виднейшей литовско-русской княжеской фамилией укрепляли позиции московского государя в Литве. Глинские вели свой род от ханов Большой орды, чингизида Ахмата[1179]. Это представляло существенный интерес для борьбы за решение казанской проблемы. Назначение царевича Петра наследником, казалось, создало возможность мирного воссоединения России и Казани в единое государство. Но в 1523 г. Петр умер. В Казани укрепился крымский ставленник. Казанский поход 1524 г. окончился неудачей. Брак с Еленой Глинской вновь создавал династические предпосылки для возобновления борьбы за наследие ханов Золотой орды.

Было и еще одно обстоятельство, которое мог учитывать Василий III, останавливая свой взор на Елене Глинской. Дело в том, что император Максимилиан уже давно ходатайствовал за освобождение князя Михаила Глинского, хорошо известного на Западе. Еще в 1517 г. С. Герберштейн передал эту просьбу императора Василию III[1180], который ответил отказом, сообщив послу, что Глинский вообще-то был приговорен к казни, но он просил митрополита Варлаама, «чтобы ему опять быти в Греческом законе», т. е. речь шла о переходе Глинского в православие. Варлаам его «от казни взял» и «пытает, чтобы он не неволею приступил к вере». В конце 1522 г. русские послы, отправленные к Сигизмунду, на вопрос о судьбе Глинского должны были отвечать, что он «ныне» перешел «в Греческий закон», а «его государь наш в своей опале освободил»[1181]. Когда в конце 1525 г. решался вопрос о браке Василия III, в Москве опять находился Герберштейн, с которым снова велись разговоры о князе Михаиле[1182]. Брак с племянницей Михаила Глинского и освобождение его самого из заточения должны были содействовать успеху переговоров России с Империей.

Глава 13 Дипломатия и ещё раз дипломатия