Россия на рубеже XV-XVI столетий (Очерки социально-политической истории).

До недавнего времени было известно лишь четыре источника, говорящих о спорах по вопросу о монастырском землевладении на соборе. Первый — Соборный ответ Ивану III. [599]Соборное решение было изложено Ивану III в послании митрополита Симона, зачитанном дьяком Левашом. В нем говорилось, что со времени императора Константина «святители и монастыри грады, и власти (волости. — Ред.), и села, и земли дръжали, и на всех соборех святых отец не запрещено святителем и монастырем земель дръжати», так же и на Руси «до сех мест святители и монастыри грады и власти, села и земли держали». Итак, отцы собора начали с общей ссылки на практику церковно-монастырской жизни. Это не удовлетворило великого князя: из того факта, что не было канонических запрещений церкви владеть недвижимостью, прямо не следовало, что такое владение богоугодно. Тогда к великому князю пришел митрополит Симон и прочитал «список» (т. е. решение собора) с конкретными ссылками на Библию, «грамоту» царя Константина, правило Карфагенского собора, жития святых и пожалования князей Владимира и Ярослава. Этот набор доказательств древности и нерушимости церковно-монастырского землевладения приобретал значительную силу. Но и этого мало. Дьяк Леваш зачитал новое (второе) послание от имени Симона и всего собора, где содержится предупреждение, что те, кто преступит законы русских князей, «да будут прокляти в сей век и в будущий», ибо «стяжания церковная — божия суть стяжание». А. С. Павлов, а вслед за ним Г. Н. Моисеева и Я. С. Лурье полагают, что в составлении ответа мог принимать участие Иосиф Волоцкий (совпадает, в частности, порядок перечисления святых, владевших землями, в ответе и в духовной Иосифа Волоцкого). [600]

Второй источник о соборе 1503 г. — краткая запись Вассиана Патрикеева: «О еже како в второе (очевидно: «второенадесятое». — А. З.) лето князь великий Иван Васильевичь всея Русии повеле быти на Москве святителем и Нилу, и Осифу, попов ради, иже дръжаху наложницы; паче же рещи — восхоте отъимати у святых цръквеи и у монастырей». [601]

Третий — свидетельство Жития Иосифа Волоцкого, составленного Львом-Аникитой Филологом:

«Бысть же и еще царскому повелению, священныя мужа с архиереи в господьствующий град събираюшу ведати о словеси: манастырем села и нивы аще не приаты суть. Некоим бо отцем, иже безмолвное и уединенное житие проходящем и любящем, и отеческая учениа о нестяжании черноризцем добре внявшем, поболеша о стяжении сел манастырем… И сих ради молиша самодержца, яко имуще дръзновение к нему, ради бо крепкаго их жительства и добродетели множества зело от самодержець приемлеми и почитаеми. И о сем собору събрану, не мала же разсуженка добрых лишитися непшующе отци, аще и Иосифу не сушу с ними. Сего ради и паки понудиша его в град Москву взыти…» Далее идет пространное рассуждение в защиту монастырского землевладения, завершающееся изложением решения собора: «Сей събор, избрав тако оправда, яко хотящим истинно спастися, несть поврежение стяжаниа церьковьная, иже в манастырех… И в сих… съвпрашаниих Иосиф разумно и добре, разчиняа лучшая к лучшим, смотря, обоюду ползующая…» [602]

Рассказ жития явно подернут дымкой времени и говорит об умеренно иосифлянских представлениях автора (для него и Нил Сорский — «светило», жившее на Белоозере). [603]По Житию, заседания собора 1503 г. начались по «царскому повелению», но инициатором вопроса о «стяжании сел» выступают заволжские старцы. Роль Ивана III автор фактически обошел молчанием, неопределенно заметив о «царском повелении», по которому собрались иерархи в 1503 г. Не говорил он и о выступлении Иосифа Волоцкого.