Россия: народ и империя, 1552–1917

В условиях подобного давления церковь стала своего рода биржей труда и местом социального обеспечения, но оказалась явно не в состоянии обеспечить всех священнослужителей и их семьи. Попытки реформ в этом направлении неоднократно проваливались. При Николае I Святейший Синод дважды, в 1829 и 1842 годах, предпринимал усилия по перестройке приходских структур, чтобы сократить штат приходских священников, находящихся на содержании прихожан, и обеспечить более надежные источники доходов в форме земельных наделов, государственных субсидий и утвержденных оплат за обрядовые услуги. Однако на практике подобные меры применялись столь редко, что говорить о каком-то реальном успехе не приходилось. Духовенство сопротивлялось переводу в другие места и планам сокращений, а епископы не желали оказывать давление на рядовых священников. Государственных субсидий не хватало, да и они были использованы неэффективно, нередко на другие цели, а прихожане и землевладельцы не хотели вкладывать больше деньги на поддержку церкви. Немногим более удачными можно назвать и попытки реформ в этой области, предпринятые в 1860-е и 1870-е годы при Александре II.

Угроза сектантства

Таким образом, к началу XIX века православная церковь, по сути, превратилась в нечто подобное благотворительной организации для низкооплачиваемых и неуверенных в своем положении священников. При этом ей постоянно угрожали соперничающие вероисповедания, казавшиеся более привлекательными и преуспевающими: староверчество, различные секты, протестантство, католицизм и униатство. Историк Михаил Погодин заметил в 1840-е годы, что если бы не боязнь отлучения от церкви, то половина русских крестьян присоединилась бы к раскольникам, а половина дворянской аристократии приняла бы католичество.

В отношении «раскольников» (так государство называло староверов) государство опробовало несколько подходов. Петр I запретил их преследование, так как поощрял коммерческую деятельность, а многие староверы проявили себя надежными и удачливыми бизнесменами. Император позволил им селиться в городах с регистрацией властями и, воспользовавшись возможностью, обложил двойным налогом. Однако многие из раскольников, не желая регистрироваться — в их глазах это значило быть отмеченным «печатью Зверя», — предпочитали оставаться в глухих регионах страны. Императрицы Анна и Елизавета возобновили преследования, но затем Петр III и Екатерина II разрешили зарегистрировавшимся староверам селиться в определенных районах Сибири, Белоруссии и севера России и даже основывать свои монастыри на реке Иргиз на Урале. Согласно Жалованной грамоте городам 1785 года, они даже имели право избираться на муниципальные должности. В Москве у староверов была собственная купеческая община с церковью и кладбищем (Рогожское кладбище).

В отдельных епархиях епископы даже разрешали проводить службы по старым книгам и правилам: подобную практику санкционировал митрополит Московский Платон в 1800 году с одобрения императора Павла. Так создавалось единоверие, движение, дававшее реальную надежду преодолеть пагубный раскол внутри православной веры или, по крайней мере, способное привлечь всех, кроме самых упрямых фанатиков, к официальной церкви. Однако церковь отказалась отменить анафему 1667 года, о чем просили староверы, и не разрешала общение представителей двух вероисповеданий, возможно, опасаясь, что «скрытые» раскольники начнут открыто проповедовать свои убеждения.

Николай I возобновил политику преследования раскольников. Многие церкви и молельные дома староверов были закрыты, колокола конфискованы, а православные священники, совершавшие богослужения, наказаны. Монастыри на Иргизе не избежали общей участи. Браки, заключенные по староверческим обычаям, объявлялись незаконными. Для координации действий против раскольников и сектантов даже был учрежден «особый комитет». В основе всех мер лежала весьма распространенная в церковных кругах точка зрения, что староверчество — опаснейший враг официальной церкви, а его учения крайне соблазнительны для необразованных и простодушных.

Однако в последние десятилетия XIX века у церкви и государства появились более серьезные противники, и в 1883 году староверы получили некоторые из прежних прав, включая разрешение строить молельные дома. Но как и раньше, запрещалось проповедовать староверчество и принимать в свои ряды православных.