Россия: народ и империя, 1552–1917

«Поджигали сноп соломы. По этому сигналу из ближайших деревень быстро собиралась толпа крестьян. Иногда прибывало по 500–700 телег. Толпа направлялась к поместью, сбивала замки с амбаров, перегружала зерно на телеги и мирно трогалась домой».

Методы действия были разные в зависимости от местных экономических условий и отношений с властями. В одних местах крестьяне брали топоры и рубили помещичий лес; в других выгоняли свой скот на помещичьи луга; в третьих распахивали помещичьи пастбища для собственных нужд и засевали зерном; наемные работники часто бастовали. Во многих случаях, особенно когда для восстановления порядка вызывалась полиция, крестьяне захватывали помещичью усадьбу и хозяйственные постройки, забирали все, что могли унести, а потом поджигали, изгоняли помещика и всячески затрудняли его возвращение.

В октябре, после затишья в период сенокоса и уборки урожая, беспорядки возобновились. Опубликование октябрьского манифеста, как казалось, подтвердило нерешительность и уступчивость правительства, и крестьяне удвоили усилия по захвату экономической и политической власти в деревне.

Волна поджогов помещичьих усадеб, начавшаяся в Саратовской губернии на востоке и в Черниговской на западе, распространилась на всю Черноземную зону и Среднее Поволжье, где нехватка земли и бедность ощущались с особой силой. Решения о поджоге обычно принимались на деревенских сходах и осуществлялись как можно быстрее с привлечением максимально возможного количества крестьян. Ночное небо над большей частью сельской России озарялось заревом пожаров — это крестьяне, как говорилось, «пускали красного петуха». Они «выкуривали» помещиков, чтобы самим взять землю и полноту власти в деревне.

По подсчетам советского историка, за этот период сгорело около трех тысяч помещичьих усадеб, а урон от пожаров составил более четырехсот миллионов рублей. Волна разрушения схлынула так же внезапно, как и поднялась. Частично это объясняется жесткими репрессивными мерами полиции и армии. При наличии системности и взаимодействия властей быстро становилось ясно — для широкомасштабного вооруженного восстания, на которое так надеялись социалисты-революционеры, у крестьян нет ни материальных, ни организационных ресурсов. Они не могли согласовывать действия выше волостного уровня и почти не имели военного снаряжения. Кроме того, многие крестьяне по своей природе испытывали противоречивые чувства и не рисковали выступать даже против ослабленного государства.

Правительство эксплуатировало эти колебания, посылая карательные экспедиции. Там, где община — а так обычно и случалось — отказывалась назвать «подстрекателей», всех мужчин пороли кнутом; там, где удавалось отыскать «зачинщиков», их наказывали в индивидуальном порядке.

Летом 1906 года беспорядки вспыхнули вновь, чаще всего сопровождаясь поджогами, как и в предыдущем году, и увеличившимся числом насильственных действий в отношении помещиков. На этот раз причиной явилась неспособность Думы убедить правительство отчуждать помещичью землю в пользу крестьян. После возвращения войск с Дальнего Востока власти почувствовали себя способными восстановить порядок. Усилившиеся репрессивные меры, возможно, и объясняют рост противодействия со стороны крестьян. В некоторых районах беспорядки продолжались и в 1907 году.

Крестьяне часто предпринимали значительные усилия, не всегда успешные, по поддержанию кое-какого порядка во время захвата земли и старались не допустить перерастания насилия в анархию. В конце концов, они хотели установить новый социальный порядок, а не развивать войну на взаимное уничтожение. Например, осенью 1905 года в ходе беспорядков в Саратовской губернии «все винные лавки закрывались. Деньги, захваченные у помещика, становились обшей собственностью. Помещиков мирно отвозили к ближайшей железнодорожной станции и отправляли в город. Зерно, скот и продукты распределялись в соответствии со строгими правилами. Из общей казны выплачивались авансы работникам и слугам. Потом поместье поджигали».

Не всегда подобные усилия приводили к успеху, не везде эти попытки вообще осуществлялись, а в некоторых местах крестьяне грабили все без разбора или вламывались в винные лавки и напивались допьяна, чем облегчали задачу властей.

Была предпринята лишь одна серьезная попытка организовать крестьян над уровнем волости и, таким образом, донести их чаяния и тревоги до имперской политической системы: Всероссийский Крестьянский Союз. Характерно, что частично его образование произошло благодаря инициативе властей, а помощь ему была оказана со стороны некрестьянами. Весной 1905 года губернский предводитель московского дворянства призвал несколько сельских собраний принять патриотические резолюции в поддержку войны. Те выразили свой патриотизм совсем не так, как ожидали власти, и выпустили заявление, осуждающее чиновников, которые «и от местного полицейского до самых министерств… ведут государственное дело России неправильно и транжирят деньги, собранные с бедняков».