Россия: народ и империя, 1552–1917

Князь Сергей Трубецкой, имевший поместье Бегичево под Москвой, узнал, что «местный земельный комитет, считая Бегичево уже своим, мешал что-либо продавать из имения, хотя бы из урожая или приплода, но при этом требовал, чтобы хозяйственный размах не уменьшался. Заработная плата росла, производительность труда катастрофически падала. Земельный комитет требовал, чтобы все расходы по имению покрывались не из доходов, а извне: „Берите деньги из банка!“ Понятно, нормально хозяйничать в таких условиях, даже при полном желании, сделалось совершенно невозможно».

Как правильно понял Трубецкой, многие земельные комитеты не просто старались улучшить снабжение продовольствием — они сознательно готовили почву для конфискации и перераспределения всех частных земель на общинных началах. Некоторые крестьянские собрания с самого начала не делали секрета из своих намерений.

Уже в марте крестьянское собрание Самарской губернии постановило: «Частная собственность на землю должна быть уничтожена. Ни продажи земли, ни сдачи в аренду, ни закладов не должно быть. Все земли, удельные, монастырские, церковные, частновладельческие и прочие, должны быть переданы в руки трудового народа. Право на землю имеет только тот, кто на ней работает».

Один делегат сказал: «Я считаю, земля означает свободу. Неправильно платить помещикам за землю. Стоит ли ждать Учредительного собрания?.. Земельный вопрос нужно решить сейчас, и нам не следует слепо доверять политическим партиям».

14 мая один сельский сход в Воронежской губернии приняло резолюцию, согласно которой «вся земля должна быть незамедлительно передана трудовому народу без всякого выкупа. Это следует сделать сейчас, не дожидаясь Учредительного собрания. Народ, пострадавший от войны, должен пользоваться плодами революции». В резолюции осторожно говорилось: «Окончательное решение земельного вопроса остается за Учредительным собранием», но подразумевалось, что если передача земли состоится раньше, то владение ею будет законным.

Партия социалистов-революционеров всегда призывала крестьянские общины к захвату частных земельных владений и перераспределению. Воссозданный Всероссийский Крестьянский Союз занял ту же позицию и на своем первом съезде в мае призвал к «передаче всей земли… во владение народа для свободного и справедливого использования».

По злой иронии судьбы лидер эсеров, Виктор Чернов, теперь не только оказался во Временном правительстве, но и стал министром сельского хозяйства, отвечающим за этот вопрос. Как и его коллега Скобелев из Министерства труда, Чернов оказался перед мучительной дилеммой, получив возможность выполнить собственную программу. При всем желании удовлетворить крестьянский голод на землю, он опасался, что кардинальные решения приведут к волнениям и столкновениям, нарушат поставки продовольствия в города и армию, создадут угрозу рынку и взорвут хрупкий союз общественности и народа. В июле Чернов попытался пойти на компромисс, дав разрешение местным земельным комитетам взять под контроль «плохо используемую землю», но тут же попал в унизительное положение, когда циркуляр вступил в противоречие с инструкцией министра внутренних дел Церетели, требовавшей от губернских комиссаров «наказывать за призывы к захвату земли со всей строгостью закона».

Не найдя поддержки у Временного правительства, крестьяне постепенно перешли к односторонним действиям. В первые месяцы существования нового режима они довольствовались тем, что рубили помещичий лес, пасли скот на частных пастбищах и ограничивали арендную плату за пользование землей. Подобные действия почти всегда подкреплялись решениями сельских или волостных сходов: ведь для их успеха требовалась солидарность. Однако летом и осенью крестьяне перешли к более активному, иногда с применением насилия, осуществлению тех прав, которые считали неотъемлемо своими: скашивали частные луга, собирали урожай на полях помещика, конфисковывали его орудия труда и скот, а затем переходили к формальной экспроприации земли и изгнанию помещика из деревни. Случаи, когда землевладельцу удавалось получить помощь властей для защиты своей собственности и себя самого, были крайне редки.

Такие прямые действия стали обычным явлением в Центральночерноземном районе и в Среднем Поволжье, где крестьяне особенно сильно зависели от сельского хозяйства. Неспокойной была обстановка также в Белоруссии и Право-бережной Украине, возможно, из-за близости к фронту — волнения нередко вспыхивали после возвращения дезертировавших солдат. Почти повсеместно прямые действия начинались с сельского схода, и многие общины настаивали на обязательном участии всех взрослых мужчин, частично для того, чтобы как можно шире распространить «круговую поруку» на случай репрессий, частично, чтобы обеспечить равноправное перераспределение захваченной земли. «Отвечать — так всем», — обычно говорили крестьяне.