Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?

Страны и народы, не признаваемые «своими», таковыми уже не станут, — даже если их примут в «единую Европу». А если их катастрофа не нанесет странам и международным бюрократическим структурам, непосредственно принимающим ключевые решения, неприемлемого удара, — никто не будет всерьез напрягаться для их спасения.

Таковы новые правила. Они могут нравиться или нет, казаться более или менее справедливыми, чем до сих пор навязываемый нам мириадом пропагандистов «европейский идеал», — но его больше нет, и его место заняли эти правила.

На фоне этого фундаментального переворота рассмотрение финансового уничтожения Кипра в качестве эпизода «войны юрисдикций» представляется малозначимым, — хотя текущее, тактическое значение этого для нашей страны велико.

Дело в том, что офшорные гавани неустранимы, по крайней мере, до распада единого глобального рынка на макрорегионы, ибо они используются для снижения налогообложения глобальным бизнесом. Это его инструмент, а предприимчивые богачи (и просто недобросовестные налогоплательщики) лишь пользуются им, как рыбы-прилипалы пользуются акулами.

Борьба против офшорных зон — одна из подножек, которые США ставят своим партнерам и одновременно конкурентам из развитых стран Европы. Повышая собираемость и без того относительно высоких налогов, борьба с офшорами, которую ведут европейцы, повышает издержки их бизнеса — и тем самым снижает его конкурентоспособность на фоне американских компаний. Выигрывая годы и миллиарды для поддержания «собеса» (все более напоминающего тот, под бременем которого провалился великий Советский Союз), европейские лидеры лишают свою цивилизацию стратегической перспективы. Чтобы не видеть этой ловушки, надо быть кандидатом физических наук и диссидентом, как Меркель, или прожженным либеральным социалистом, как Олланд.

Существенно, что страны, лидеры которых понимают суть глобальной конкуренции, — включая США и Великобританию, — и не пытаются закрывать офшорные зоны, контролируемые ими. С одной стороны, часть капиталов, изгоняемых европейскими крестоносцами, переходят к ним, поддерживая их глобальные сферы влияния. С другой, контроль над офшорными зонами позволяет получать огромный объем информации, связанной с неформальными сделками и личными заинтересованностями.

Да, конечно, некоторые виды трастовых фондов надежно скрывают имя выгодоприобретателя. Но их не так много, они не удобны для проведения других операций, — и, главное, в реальной жизни, в условиях дефицита времени, сил и умений большинство участников офшорных сделок пренебрегают даже хорошо известными им правилами безопасности примерно гак же, как водители, изнемогающие в многочасовой пробке.

Поэтому контроль за офшорами является контролем за грязным бельем элит тех стран, которые ими пользуются, — а значит, и за самими этими элитами. Отказ Германии от офшоров, традиционно использовавшихся ее гражданами, принес ей немного денег, — и существенное ослабление политического влияния в перспективе. Кипрская катастрофа приведет к тому, что грязное белье российской «офшорной аристократии», которое стиралось в ее собственной «прачечной» (ибо политические отношения с властями Кипра по понятным причинам были исключительно теплыми), теперь будет стираться в «прачечных» других стран, — и в любой момент она может оказаться в ситуации, когда по каждому пятну ей придется давать подробные письменные объяснения в трех экземплярах, причем находясь под стражей.

Поэтому крах Кипра — это стратегическое поражение тусовки, правящей и владеющей нашей страной; ее единственное утешение заключается в том, что осознание подобных категорий ей — в силу образа ее деятельности — попросту недоступны.

Организация на пустом, в общем-то, месте полноценной финансовой катастрофы имеет и еще одно значение: это сигнал того, что «правила игры» будут теперь неуклонно ухудшаться для ее слабых участников. Строго говоря, это продолжение европейской традиции, наметившейся еще в ходе расширения Евросоюза: Южная Европа вступала на качественно лучших условиях, чем Восточная. Она получила значительно большие объемы помощи и, что принципиально важно, социальные гарантии, — во многом просто потому, что вступила раньше.

И теперь судьба вскакивающих в «европейский вагон» в немалой степени зависит от простой очередности. Просто вагон этот связан уже не с интеграцией, а с урегулированием, пусть неизбежно и временным, ее последствий в виде непосильного долгового бремени.

Нежелание думать о будущем

Принципиально важно, что все понесенные жертвы отнюдь не означают преодоления, пусть даже и дорогой ценой, кипрского кризиса.

Преодолена лишь локальная проблема: за счет замораживания средств на счетах в стиле советского июля 1991 года и реструктуризации банковской системы найдены средства для очередной выплаты, связанной с обслуживанием долга.