Принципиально важно, что западный капитал, как правило, не создавал новые, но использовал существующие в Восточной Европе и созданные до него ресурсы, придавая модернизации «рефлективный» характер.
В рамках европейский интеграции добавочная стоимость выводится в страны базирования глобальных корпораций, что обусловливает парадоксальное сочетание экспортной ориентации (в Румынии 85 % инвестиционного импорта идет на обеспечение экспорта) с хроническим дефицитом текущего платежного баланса (во многом за счет высоких инвестиционных доходов).
Президент Чехии Клаус признал в свое время, что вступление Чехии в Евросоюз превратило ее в «объект выкачивания денег». Это касается всех стран Восточной Европы: их сальдо текущих операций платежного баланса еще до начала кризиса 2008 года (что принципиально) было намного хуже, чем в 1990 году, последнем году существования социалистической системы.
Отрицательное сальдо текущего платежного баланса некоторое время может поддерживаться притоком иностранных инвестиций, однако при хроническом характере означает «жизнь в долг» с высокой зависимостью от внешних шоков и рисками девальваций либо, если они невозможны (например, из-за вступления в зону евро), ухудшения социальной защиты.
При этом структурные фонды Евросоюза обусловливают выделение средств жесткими условиями, которым сложно соответствовать. Так, в 2007 году Румыния могла получить 2 млрд, евро, но смогла использовать лишь 400 млн. евро из фонда рыболовства. В то же время ее взнос в бюджет Евросоюза составил 1,1 млрд, евро (1,8 % ВВП), то есть Румыния стала не бенефициаром, а донором Евросоюза, и возникли опасения закрепления этого положения. К настоящему времени уровень «абсорбции» (то есть реального получения формально выделенных) фондов Евросоюза в 70 %, достигнутый Польшей, считается очень хорошим, а в Румынии он составляет лишь 20 %.
Во всей Восточной Европе мы видим массовую скупку активов, в ходе которой западные корпорации становятся хозяевами не только банковских систем, но и всей экономики, а через нее — и всей политики стран Восточной Европы. Показателен провал попытки выработать стратегию социальноэкономического развития Румынии после ее вхождения в Евросоюз: в ходе работы очень быстро выяснилось, что ее будущее в решающей степени определяется не национальными властями, но корпорациями «старой» Европы. Если это суверенитет, то что такое колониальная зависимость? И где тот суверенитет, который европейцы (и в особенности «новые») требуют от своих соседей признавать и уважать?
Развитые страны (в том числе в рамках Восточного партнерства) действуют (возможно, бессознательно) по принципу «Возьмите наши стандарты, а мы возьмем ваши ресурсы и уничтожим то, чем вы можете конкурировать с нами». В целом это напоминает не справедливую, но неоколониальную модель сотрудничества.
Глубокая и неустранимая внутренняя дифференциация Евросоюза оборачивается серьезным различием интересов его членов, которое, в свою очередь, превращает практически все значимые решения в плоды сложнейших многоуровневых компромиссов.
Вступление в силу Лиссабонского договора облегчило этот процесс (введя формальный критерий достаточности поддержки при принятии решений), но одновременно обострило внутреннюю напряженность в Евросоюзе, создав угрозу того, что некоторые страны систематически будут оказываться в меньшинстве, а малые страны станут заметно менее значимыми.