Россия перед вторым пришествием

Утверждению в русском народе веры в божественность происхождения Верховной власти, с признанием за ней в гражданском понятии абсолютности, неограниченности и единовластия, не помешали издревле существовавшие различные частные течения, возникавшие по причинам чрезвычайно разнообразного характера: личного, социального и даже внешнеиностранного, и имевшие целью ограничение власти русского Монарха. Издревле же существовала и борьба Монархов, охранителей идеологии народной, с посягателями на целость и неизменность власти, и в конечных фазисах этой исторической борьбы народные массы «всея земли» оказывались всегда на стороне «охранителей» власти в историческом нравственно-религиозном понятии ее, а не на стороне новаторов и узурпаторов этой власти. Свою идеологию русский народ хранил, лелеял и носил более внутренно, в глубине своей натуры, в недрах своей сущности, часто даже не сознавая себя ее носителем, но выявляя ее из своего сердца и духа в периоды высоких национальных подъемов, порой даже непосредственно вслед за поступками и деяниями как бы совершенно противоположных побуждений. Историческая идеология и Православная вера тесно объединены в существе русского народа; обеими он гордится, обеим он предан безконечно, обеим он способен служить до самопожертвования, до полного своего обезличения во имя общего блага и против обеих грешил и грешит в периоды пробуждения в нем материальных, земных желаний и стремлений, руководимых внешними свойствами его натуры, обратными глубоким внутренно-духовным, и вытекающих из его некультурности, неразвитости и духовно-психологической потребности унижать себя до действительного ничтожества, преступности и падения»¹⁴.

Со временем все это выкристаллизовалось в первую статью первого раздела Основных Законов Российской Империи: «Император Всероссийский есть Монарх Самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной его власти не токмо за страх, но и за совесть Сам Бог повелевает».

Б.Н. Чичерин (1828-1903), философ: «Бояре не раз старались при выборе Царя ограничить его известными условиями. Но эти стремления не находили отголоска в земле, которая справедливо предпочитала самодержавие олигархии»

С.Ф. Платонов (1860-1933), историк: «Всматриваясь во все эти исторические лица (Царей — Сост ), мы видим Их личные особенности, отмечаем Их слабости, осуждаем Их грехи; но ни у кого из Них не замечаем и тени своекорыстного эгоизма и пренебрежения обязанностями того высокого сана, который Им даровал Бог и вручил «всея земля». Власть не ослепляла Их, как ослепляет она обыкновенного человека; Они непоколебимо верили, что власть Им дана от Бога. Отсюда именно отсутствие корысти, отсутствие пренебрежения к своим обязанностям и сознание высокого долга; Они знали, что и народ разделяет ту же веру и признает своих Царей «Помазанниками Божьими», ответственными только перед Богом. Лишь при наличии такого высокого, чистого и светлого понимания власти Царем и Его народом, только в этом духовном слиянии «всея земли» от Царя до последнего крестьянина могла проявиться та громадная творческая сила, которая была необходима как для восстановления почти совершенно разоренного Московского Царства, так и для создания Петром Великим Великодержавной России и для сохранения ее во все последующее время»^1б.

Преподобный Серафим Саровский поведал симбирскому совестному судье, своему «служке» Н. А. Мотовилову 1879): «Разъясняя же, как надобно служить Царю и сколько дорожить его жизнью, он приводил в пример Авессу, военачальника Давида.

— Однахщы он, — так говорил батюшка Серафим, — для утоления жахады Давидовой прокрался в виду неприятельского стана к источнику и добыл воды и, несмотря на тучу стрел из неприятельского стана, пущенных в него, возвратился к нему ни в чем невредимым, неся воду в шлеме, сохранен будучи от тучи стрел только за усердие свое к Царю. Когда же что приказывал Давид, то Авесса ответствовал: «Только повели, о Царю, и все будет исполнено по твоему». — Когда же Царь изъявлял желание сам участвовать в каком-либо кровопролитном деле для ободрения своих воинов, то Авесса умолял его о сохранении своего здравия и, останавливая его от участия в сече, говорил: «Нас много у тебя, а ты, Государь, у нас один. Если бы и всех нас побили, то лишь бы ты был жив, — Израиль цел и непобедим. Если же тебя не будет, что будет тогда с Израилем?..»

Батюшка отец Серафим пространно любил объясняться о сем, хваля усердие и ревность верноподданных к Царю и желая явственнее истолковать, сколько сии две добродетели христианские угодны Богу, говаривал: «После Православия они суть первый долг наш русский, и главное основание истинного христианского благочестия».