Россия под властью царей

В 1884 году положение русской печати представлялось следующим образом. Из давнишних влиятельных журналов с широким кругом читателей остался один только "Вестник Европы". Все другие цензурой уничтожены. Из петербургских журналов осталось только "Дело". Власти питали к нему особенную ненависть и подвергали предварительной цензуре, причинявшей редактору неисчислимые трудности и беспрестанные невзгоды. Когда цензоры бывали строги сверх всякой меры, редактору Благосветлову приходилось печатать в пять-шесть раз больше страниц, чем было нужно, - 150, а то и 180 вместо 30. Цензура подчас отвергала пять статей из шести. При этом они посылались уже в гранках, а не в рукописи; можно себе представить, как огромны были издержки. Но издатель, по крайней мере в виде возмещения, вправе был предполагать, что журнал гарантирован от запрещения, оно служило бы открытым признанием бесполезности цензуры. Кончилось тем, что хотя "Дело" официально и не было закрыто, но его существованию все равно был положен конец. Министр послал за официальным редактором журнала Острогорским, бывшим также преподавателем университета, и предложил ему выбор: уйти с поста редактора или оставить свою преподавательскую работу, дававшую ему средства к жизни. Министр, очевидно, пожелал разыграть с "Делом" ту же штуку, что и со "Словом". Если бы Острогорский испугался угроз и отказался от поста редактора, министр просто не утвердил бы нового редактора на его место. Но Острогорский предпочел потерять единственный источник дохода, чем покинуть свой пост в журнале. Тогда министр приказал Станюковичу, преемнику Благосветлова, продать журнал Вольфсону, человеку совершенно иных взглядов, чем взгляды, защищавшиеся "Делом". Министр предупредил, что в противном случае цензура будет отвергать каждую статью, посылаемую ей на утверждение. То, что случилось с "Делом", было хуже, чем закрытие, - журнал был превращен в орган реакции.

Как я уже отмечал, только один из старых, влиятельных либеральных журналов уцелел и продолжает выходить в ненадежном одиночестве - "Вестник Европы", хотя все каждый день ожидают его закрытия. Но так как редактор журнала Стасюлевич, преподаватель великих князей, и некоторые его авторы имеют друзей при дворе, граф Толстой пока оставляет журнал в покое. Как долго он будет застрахован от вмешательства министра - трудно сказать. Между тем Толстой нанес новый удар предмету своей особой неприязни - литературе и мысли… На этот раз он превзошел самого себя. Его Index librorum prohibitorum* - список книг, изъятых из библиотек и читален, - вызвал по всей России такое изумление и смех, что не осталось места негодованию.

____________________

* Список запрещенных книг (лат.).

Глава XXXI

ОДИН ПРИМЕР ИЗ МНОГИХ

В декабре 1884 года в московском суде присяжных слушалось дело Рыкова, бывшего директора лопнувшего Скопинского банка. Чудовищностью своих хищений, беспрецедентных даже в России, Рыков обрел чуть ли не европейскую известность. Целых две недели газеты, несмотря на неоднократные предупреждения, уделяли процессу целые страницы. В обществе почти ни о чем другом не говорили. Это была самая жгучая злоба дня, и она не скоро будет забыта.

Злоупотребления чиновников, ведающих государственными финансами, не новость. Публика так привыкла к скандалам подобного рода, что они, как правило, почти не привлекают внимания. Считается, что воровство по должности в порядке вещей. Чтобы вывести публику из апатии, мошенничество должно было принять ошеломляющий и драматический характер, а сумма украденных денег - поразить воображение. В деле Рыкова всего было в изобилии. Растраты и подлоги бывшего директора и его соучастников исчисляются тринадцатью миллионами рублей, это, вероятно, самый крупный грабеж такого рода, когда-либо совершенный в царской империи.

Этого было бы достаточно, чтобы возбудить всеобщий интерес. Но когда после двух лет ожидания и проволочек наконец открылся суд и на нем были публично раскрыты позорные тайны преступной банды, цифры, как бы они ни были сногсшибательны, бледнели перед обнаженными на необычайном процессе язвами социальной и политической жизни. Именно с этой точки зрения дело Рыкова заслуживает внимания. Как в капле воды отражается вся грязь замутившегося источника, так по делу Рыкова можно судить об отвратительной коррупции, затронувшей ныне царскую бюрократию сверху донизу.

Скопинский банк был основан в 1863 году, в период большого экономического оживления в стране, и от него ожидали, что он будет способствовать расцвету торговли и промыслов в Рязанской губернии. Это был не государственный, а городской общественный банк. Однако он был тесно связан с государственным аппаратом, ибо, как и все общественные банки, находился под контролем министерства внутренних дел и должен был представлять министерству финансов подробный ежегодный отчет о своих операциях и о финансовом положении.