Россия под властью царей

Но почему? Мыслимо ли, чтобы человек, не потерявший рассудок, стал вести себя подобным странным образом? Как может он терпеть такое положение и навлекать этим неисчислимые бедствия на целый народ, который, в конце концов, не сделал ему ничего дурного? Как может он отказаться росчерком пера покончить с открытыми злоупотреблениями, как может не желать изменить свою собственную жизнь, если это возможно? Значит, это невозможно. Значит, над ним довлеет какая-то тайная сила, какая-то тайная партия. Такие предположения всегда были обычны в России, и в различные времена они вызывали догадки о существовании чрезвычайно могущественной придворной партии, называемой то "староаристократической", то "старославянофильской". И вот эта партия якобы мешает царю создать для народа благоденственную жизнь.

Любопытно, как крайности подчас сходятся. Абсолютно та же идея и в совершенно той же форме возникает в умах русских крестьян, и их ответ примерно такой же. Только у крестьян воображение набрасывает на эти домыслы фантастические покровы. Иногда легенда принимает характер драматического представления, в котором принцип добра, воплощенный в царе, побеждается враждебной силой, воплощенной то в Сенате, причем его обычно смешивают с Синодом, то в министре, всегда в одном лице, ибо крестьянин полагает, что имеется всего один министр, как имеется один царь. Иногда в легендах роль злого гения предоставляется одному из членов императорской фамилии. В царствование Александра II эта не очень лестная роль обычно приписывалась царевичу; кто теперь его заменит, когда он сам стал царем, я не знаю. Но кто-то заменит, на сей счет мы можем быть вполне спокойны. Много страниц можно было бы заполнить рассказами о наивных и ребяческих выдумках, с помощью которых крестьяне пытаются сохранить то, что еще осталось от их веры в царя, перед лицом мрачной действительности, жестокости и несправедливости, творимой по его приказам.

Однако теперь уже одни лишь крестьяне верят в эти россказни, да и они изуверятся, как только их коснутся проблески культуры. Просвещенная Россия давно отбросила эти басни, прекрасно зная, что ничего подобного в России не существует. Сказки о старославянофильской или староаристократической партиях стоят того же, что и крестьянские легенды о мошенничествах Синода или коварстве Сената. На протяжении всей нашей истории высшие классы никогда не были способны стать могущественной политической силой. Читатель помнит, как создавалась наша так называемая аристократия и какой она была в прошлом. Такой она осталась и по сей день. В первое столетие после перевода столицы в Петербург могло показаться, что она изменилась. Петербург, возникший в отдаленном, только что завоеванном краю, был всего лишь огромным военным лагерем. Его низшие классы составляли чухонцы, высшие - военные и штатские чины, большинство из них иностранного происхождения. В таком городе легче легкого было совершать преторианские перевороты, и честолюбивым чужеземцам и придворным предоставлялись все возможности всецело подчинить своему влиянию государей и государынь, и вовсе не благодаря могуществу знати, а вследствие неурядиц в стране.

Однако эти времена давно канули в Лету. Если теперь произойдет переворот, он будет направлен против самодержавия как принципа и осуществлен в расчете на поддержку передовых сил во всей стране. Насильственное изменение образа правления без изменения его принципиальных основ представляется абсолютно невозможным в России. Современному фельдмаршалу Миниху едва ли придет в голову совершить переворот для того, чтобы подняться по лестнице придворной иерархии. При дворе нет такой силы, которая могла бы эффективно противодействовать воле царя. Нет такой политической организации, нет аристократии, нет даже государственных деятелей в европейском смысле слова. У нас имеются только царедворцы - разновидность людей, уже забытая в Европе, ибо Россия - единственная страна, где воля одного - закон для миллионов. А что такое царедворец? Это человек, в котором от поколения к поколению развивалась до полного совершенства и достигала высокой степени действенности одна-единственная способность навязывать свою волю государю, заставляя при этом верить в его, царедворца, покорность. Все другие способности, чувства и наклонности, как вещи бесполезные и даже сугубо вредные, подавляются и постепенно отмирают у этих низменных представителей человеческого рода.

Но, несомненно, самая неприятная и опасная помеха для усилий придворного - это то, что называется политическими убеждениями, - определенные политические взгляды. Этого днем с огнем не сыщешь при деспотическом дворе. Царедворец может принять политическое знамя, как он принимает парадный мундир, если оно представит ему лучшие возможности заискивать перед государем.