Россия под властью царей

Коммуна пригласила Ушимбая к чаю, и ему объяснили, чего от него хотят. Он согласился без колебаний и всей душой отдался плану побега. Так как он пользовался гораздо большей свободой, чем политические ссыльные, ему разрешили вести небольшую торговлю скотом, и время от времени он ездил по окрестным деревням, где у него были знакомые среди крестьян. Поэтому он имел возможность довезти беглецов до определенного места на первом этапе их побега. Горя желанием помочь доктору и его друзьям, единственным людям в Городишке, относившимся к нему дружелюбно, добрый малый презирал опасность, угрожавшую ему за содействие беглецам.

Нет надобности рассказывать подробно о побеге, который вначале вполне удался. Ушимбай великолепно справился со своей задачей и вернулся с вестью о благополучном прибытии беглецов в первый пункт на их пути - Архангельск.

Неделя прошла спокойно. Но вдруг среди полицейских стала замечаться необычайная активность. Это был дурной знак, и ссыльные испугались, не случилась ли беда с беглецами. Предчувствие их не обмануло. Несколько дней спустя они узнали от секретаря исправника, что в Архангельске беглецы навлекли на себя подозрения жандармов; им удалось было уйти от них, но полиция снарядила за ними погоню. Через пять дней, совершенно обессиленные перенесенными страшными испытаниями, полумертвые от усталости и голода, они попали в руки жандармов. С ними обращались с крайней жестокостью; Оршина избили до потери сознания. Тарас защищался со своим револьвером, но его схватили, разоружили и заковали в кандалы. Затем обоих бросили на телегу и привезли в Архангельск, где Оршина поместили в тюремную больницу.

Это известие поразило ссыльных, как удар грома, и повергло их в глубокую скорбь. Долго они сидели в тяжелом молчании, и каждый боялся взглянуть товарищу в лицо, чтобы не увидеть на нем отражения собственного отчаяния. В следующие дни каждая вещь, каждое происшествие вызывали в памяти несчастных друзей, которые общностью страданий стали им столь близкими и родными. Только теперь, потеряв их, ссыльные поняли, как они были им дороги.

Для одного из трех оставшихся членов коммуны пережитое несчастье имело совсем непредвиденные последствия. Вечером, на третий день после получения роковой вести, товарищи уговорили Старика, глубоко подавленного случившимся, пойти навестить одного из старых друзей. Его ждали домой около одиннадцати, но наступил двенадцатый час, а его все не было. Когда ударило двенадцать, наружная дверь вдруг отворилась и в коридоре раздались неверные шаги. Это не мог быть Старик, он никогда не ходил спотыкаясь. Урсич вышел, держа свечу над головой, чтобы посмотреть, кто незваный гость, и при мигающем свете свечи увидел фигуру человека, беспомощно прислонившегося к стене. Это был Старик, мертвецки пьяный. Он впервые был в таком состоянии с тех пор, как жил в коммуне. Товарищи втащили его в комнату, и забота о нем до некоторой степени облегчила бремя их горестей.

* * *

Следующий год был отмечен многими печальными событиями. Тараса судили за вооруженное сопротивление полиции и приговорили к вечной каторге. Оршина, еще не излечившегося от ран, перевезли в селение самоедов под 70 градусом северной широты, где земля оттаивает только на шесть недель в году. Лозинский получил от него душераздирающее письмо, полное дурных предчувствий. Бедняга был очень болен. Его так измучила грудная болезнь, что он теперь ни на что не способен. "И вас тут нет, чтобы научить меня уму-разуму", - писал Оршин. Зубы, продолжал он, изменили ему и обнаруживают большую склонность исчезнуть изо рта. Это был намек на цингу, болезнь роковую в полярных районах. В одном селении с Оршиным находился и другой ссыльный, тоже водворенный туда за попытку к бегству. Оба они вели жалкое и голодное существование, не имея часто ни мяса, ни хлеба. Оршин отказался от всякой надежды когда-либо снова увидеть своих друзей. Если бы даже ему представилась возможность бежать, он не мог бы ею воспользоваться - так он физически ослаб. Он закончил свое письмо словами: "Этой весной, надеюсь, я умру". Но он умер еще раньше назначенного себе срока. Его смерть была окутана тайной; нельзя было в точности узнать, умер ли он естественной смертью, или сам положил конец своим мукам, лишив себя жизни.

Между тем положение ссыльных в Городишке становилось все нестерпимее. После побега двух друзей издевательства тюремщиков приняли еще более злобный характер, а надежды вернуться к свободе и цивилизации почти исчезли. По мере усиления революционного брожения в стране жестокость царского правительства по отношению к тем, кто находился в его власти, приняла еще большие размеры. Чтобы устранить дальнейшие попытки к бегству, был издан указ, что всякая такая попытка будет караться высылкой в Восточную Сибирь.