Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

В германских государствах, несмотря на общественный интерес к событиям в Польше[645], значительных сочинений по рассматриваемым проблемам опубликовано не было. Объяснялось это официальной позицией государств-захватчиков и влиянием их пропаганды, тон в которой задавал Фридрих II[646]. В мемуарах и других сочинениях прусский король обосновывал необходимость первого раздела Речи Посполитой «пагубным поведением» поляков, вызвавших войну России с Турцией, что якобы грозило нарушить европейское равновесие, мир на континенте и перерасти в войну между великими державами. Себе же прусский монарх поставил в заслугу посредничество между Россией и Австрией, якобы благодаря которому удалось сохранить мир и наказать виновника европейского кризиса, то есть Польшу. Собственно, эти же аргументы приведены в изданной в Саксонии в 1775 г. брошюре, озаглавленной «Справедливая судьба Польши»[647]. В ней политика захватчиков оправдывалась ссылками на анархические порядки польского государства, на «бунт» Барской конфедерации, на «неправое низложение с престола польского короля», на нарушение поляками трактата с Россией, гарантировавшего государственное устройство Речи Посполитой, а также равноправие диссидентов и католиков.

Однако уже с конца 1770-х гг., со времени войны за баварское наследство, в прусской политической публицистике по поводу раздела Польши все настойчивее звучат высказывания об ответственности за него России и Австрии и о моральной недопустимости подобной политики в Европе[648]. В этих тезисах прусской пропаганды нашли отражение опасения Берлина в связи с планами Габсбургов перекроить владения Баварии, а также с наметившимся сближением Петербурга и Вены.

В России в рассматриваемый период ни в области политической мысли, ни тем более в области историографии тема упадка Речи Посполитой практически не затрагивалась. Отношение же к Польше формировалось под воздействием официальной пропаганды[649]. Тем не менее, в 1770-е гг. анонимный автор сочинения «Свободные мысли гражданина пожилого и отечество свое любящего» (А.Р. Воронцов?) писал, что причиной бед Польши было неисполнение законов. Законы Польской республики, по его словам, «были сами по себе и по словесному своему гласу очень хороши, но как не было при них точного и строгого исполнения по причине неустройства в законодательной (верховной. – Б.Н.) власти, то есть в самом источнике государственного здания, то и видели мы доныне сию от естества всеми благами щедро одаренную и отчасти многолюдную землю во всегдашней бедности, во всегдашних внутренних волнениях и во всегдашнем порабощении от окрестных держав, кои напоследок лучшие ее провинции меж собою разделили без всякого от республики сопротивления – не потому, что в духе поляков не было мужества и истинной храбрости, но потому, что множество рук без головы ничего не значат». Автор приведенного рассуждения был явно настроен благожелательно к Польше, называя страну благодатной, а поляков мужественными, но политическое устройство шляхетской республики он осу ж да л, видя в нем причины «ее всегдашнего порабощения от соседних держав»[650].

В польской общественной мысли эпохи Просвещения проблема упадка шляхетской республики получила самое широкое и разностороннее толкование[651]. С точки зрения освещения темы «разделов страны» до времени Четырехлетнего сейма следует указать на двух авторов: короля Станислава Августа и королевского камергера Феликса Лойко. Именно под знаком трагического финала польско-литовского шляхетского государства и собственного правления были написаны мемуары последнего короля Речи Посполитой[652]. И если в той их части, которая вышла из-под пера монарха в 1770-е гг., король стремился прежде всего объяснить собственные поступки и доказать оправданность политики своего двора, то в редакции 1790-х гг. он недвусмысленно ставит вопрос о причинах гибели Польши. Однако, если мемуары Станислава Августа не были известны современникам, то многочисленные публицистические сочинения его камергера, ставшие непосредственным откликом на первый раздел Польши и изданные в 1770-е гг. на разных языках, получили широкую известность в Европе[653]. Детально проанализировавший полемику Ф. Лойко с апологетами политики держав-захватчиков (прежде всего Пруссии) А.Ф. Грабский высказал убедительную гипотезу, что соавтором польского камергера нередко выступал сам Станислав Август[654]. В этих сочинениях Ф. Лойко присутствовала весьма обстоятельная историческая аргументация, призванная опровергнуть доводы захватчиков. Тем не менее названные труды едва ли можно с полным правом отнести к области историографии. Обращение к историческому прошлому здесь служило только обоснованием права, только одним из средств в острой политической полемике. В прочем, в той или иной степени подобный метод обращения к истории был весьма характерен для всех политических сочинений XVIII в.