Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре

Во второй половине XVII в. потомки Богдана Огинского приняли католичество. Свою роль в этом сыграло и изменение позиции королевского двора, когда Владислав IV, избранный в 1632 г. польским королем, временно ослабил давление на православных. В отличие от своего отца, Сигизмунда III, систематически обходившего православный род Огинских при раздаче чинов и королевщин, Владислав не скупился на земельные пожалования[200]. К тому же во второй половине XVII в. в Речи Посполитой православные вельможи были уже полностью отстранены от высших государственных постов и общественных должностей, а некатолики не допускались в Сенат. Поэтому, когда в 1669 г. Марциану Огинскому была предложена должность виленского каштеляна, от него потребовали перехода в католицизм или униатство. Годом позже он, специально приняв ради этого католичество, стал троцким воеводой, заняв одну из высших должностей в Сенате Речи Посполитой[201]. Этот шаг Огинского был чувствительным ударом для православного киевского митрополита Иосифа Нелюбовича-Тукальского, сетовавшего, что князь «суетного ради сенаторского седалища, воеводством троцким обманен, свет православия святого в себе угасив, тме прелести папежские повинуся». Митрополит с сожалением констатировал, что «ему же последствующих много»[202].

Ранее Огинский активно поддерживал православие: был старостой могилевского братства, покровительствовал виленскому братству[203]. К началу 1668 г. в имении М. Огинского Смиловичи была построена церковь Вознесения Богородицы, которой князь пожертвовал прилежащие земли. Взамен Огинский обязал священника «poddanych tej włości moej, onych pacierzy nauczyć nie tylko w cerkwi, ale jeżdżąc do każdego z osobna, aby bez sakramentow, bez kosztu szlubow nie żyli i bez spowiedzi świętej z tego światu nie zchodzili»[204] [205].

В ноябре 1685 г. клиент М. Огинского, Августин Константинович, объясняя агенту российского Посольского приказа Назарию Краевскому причины направления в Москву столь многочисленного посольства (планировалось 6 человек) Речи Посполитой, сказал, что сделано это, среди прочего, «смотря де за канцлером Огинским, потому что де он преж сего был во благочестивой вере, и к вашей, великих государей, стороне склонен»[206]. Однако это заявление Константиновича, если и отражало какие-то сомнения правящих кругов Речи Посполитой, все же не находило подтверждения в действиях М. Огинского. Прибыв в 1686 г. в Москву как один из двух руководителей польско-литовского посольства, князь усиленно хлопотал о получении разрешения русских властей на строительство католических костелов в Смоленске и Киеве, поддерживая по этому вопросу корреспонденцию с папским нунцием в Речи Посполитой Опцио Паллавичини. В то же время литовский канцлер как сторонник польского короля Яна Собеского выступал в этом деле скорее проводником политики папства, нежели действовал в собственных интересах. В соответствии с политикой Св. престола польские нунции выступали представителями папства и в России. В конце 1670-х и в 1680-е гг. они пытались использовать влияние польского королевского двора в правящих кругах Московского государства, чтобы выяснить их отношение к замыслу унии Русской православной церкви с католической и оценить перспективы распространения католицизма в России[207].

Вместе с М. Огинским в 1686 г. в Москву приехал и православный протопоп Кондрат Поликарпов из имения князя Дубровны бить челом великим государям «о утвори, о сосудех и о книгах», а также о колоколе для церкви Св. Николая[208]. В Посольском приказе протопоп сообщил, что в Дубровне и ее окрестностях расположено 18 православных церквей, в которых «о здравии и о благопоспешении и укреплении на долголетныя и благия времена великих и преславных монархов росийских молят […] всемилостивого Бога неотложно». Кондрат сетовал, что, кроме «пашенной земли», пожалованной ему от канцлера Огинского, никакого другого источника дохода у него нет, поэтому он и приехал в Москву «за изволением канцлеровым и живет при нем канцлере». 22 марта К. Поликарпову царским указом были пожалованы для Никольской церкви «ризы и подризник тафтяные со всею службою», а также богослужебные книги[209].