Россия - преступный мир

В 1961 году была разоблачена преступная группа во главе с Борисом Ройфманом. Он один из первых в стране начал использовать пациентов психоневрологических диспансеров в качестве бесплатной рабочей силы по выпуску товаров широкого потребления. Дело в том, что психиатрические лечебницы получали от местных органов власти средства на организацию трудотерапии больных, закупали оборудование, которое на самом деле не использовалось, а ржавело на складах. Ройфман предложил медикам организовать производство трикотажных изделий. И работа закипела. В Краснопресненском психоневрологическом диспансере работали 58 высокопроизводительных трикотажных машин, которые не останавливались ни днем, ни ночью. Сырье поступало из Нальчика, сбыт продукции был организован на высшем уровне, и пользовались эти трикотажные вещи куда большим спросом, чем те, которые производились на государственных предприятиях. Естественно, ни сами рабочие — пациенты диспансера, ни государство не получали ни копейки. Все текло в карманы «организаторов». При аресте у руководителя производства Шекермана было изъято около 100 килограммов золота и золотых монет, 262,5 карата бриллиантов и другие ценности на сумму в 2,5 миллиона рублей.

В годы перестройки, после принятия в СССР закона «О кооперации», такое понятие, как цеховики, практически исчезло, но дело их не пропало. Теневая экономика, их главное детище, по-прежнему является питательной средой преступников. Если в 1989 году, по словам тогдашнего министра внутренних дел СССР В. Бакатина, объем теневой экономики достигал 70–90 миллиардов рублей в год, то в 1996 году, как считает нынешний министр внутренних дел России А. Куликов, в теневой экономике вертится около 70 триллионов рублей. Впрочем, к экономическим преступлениям мы вернемся чуть позже.

Ниже цеховиков в восьмидесятые годы стояли на иерархической уголовной лестнице каталы — игроки. А за ними шли шестерки, которые, не имея никакого авторитета среди себе подобных, наводили страх на добропорядочных граждан, выступая в роли воров и грабителей.

Но пришли девяностые годы, и «все смешалось в доме Облонских». Если раньше организованная преступность делала только первые робкие шаги, то теперь она двинулась широким фронтом, взяв, по словам А. Куликова, под свой контроль целые отрасли экономики и социальной жизни. На воле нет больше такого четкого иерархического разделения в среде уголовников, хотя остались такие понятия, как «авторитеты», и появились новые — «бригадиры» и «быки». В местах лишения свободы иерархия пока осталась все-таки нравы там более консервативные.

Глава 7 Их университеты

ЖИЗНЬ В НЕВОЛЕ

Еще П. А. Кропоткин в «Записках революционера» писал о русских тюрьмах, что это «университеты преступности, содержимые государством».

Среди юристов в дореволюционной России бытовало мнение, что случайный преступник не должен попадать в тюрьму, а профессиональный не должен быть выпущен оттуда. Исторически сложилось так, что русские тюрьмы и каторга редко влияли на исправление преступников, скорее наоборот: именно там воры повышали свою квалификацию, приобретали новые «специальности». Там зарождались уголовные традиции. «Успешному претворению их в жизнь» способствовал и тот факт, что в российских острогах долгое время не было разделения заключенных по режиму содержания, а во многих губерниях женщины и дети содержались вместе с мужчинами.

Вот что писал по этому поводу тюремный ревизор Апраксин еще в середине прошлого века:

«Убийцы, воры и самых гнусных пороков люди содержатся в одних палатах, спят на одних нарах вместе с бродягами и осужденными за неважные проступки, находящимися временно в остроге… Сии последние от праздности, дурных примеров и рассказов, освободившись впоследствии времени, могут легко развратиться и предаться всем порокам».

Это утверждение справедливо и до сих пор. По некоторым данным, до 40 процентов лиц, осужденных за хулиганство или корыстные преступления, после выхода из колонии «переквалифицируются» в квартирных воров.

Так как места заключения наряду с медучреждениями и школами являются наиболее консервативными социальными институтами, то, несмотря на веяния жизни, традиции, зародившиеся когда-то, живут там до сих пор. Именно они регулируют внутреннюю жизнь в зонах.

Например, определенная иерархия, о которой упоминалось. Сегодня эта «социальная лестница» в местах лишения свободы выглядит примерно так: законы в зоне устанавливают воры. В камере главным считается пахан. Его приближенные помогают пахану следить за порядком, используя в качестве бойцовской силы солдат. Есть также мужики и пацаны, которые, в свою очередь, делятся как бы на две категории. Одни выполняют все требования администрации, хорошо работают, стремясь к досрочному освобождению. Другие, в первую очередь молодежь, пацаны, хотят приблизиться к ворам, получить их одобрение. Они нарушают режим, стремятся иметь запрещенные предметы, отказываются убирать места общего пользования, а в случае ущемления их прав другими заключенными, обращаются с жалобами к ворам.