Россия при старом режиме

Представление о королевстве как о личной вотчине монарха не было абсолютно чуждо и западной политической мысли. Сохранились записи о беседах Фридриха II с двумя правоведами, в которых он спрашивал их, "не является ли император по праву dominus'om всего, что принадлежит его подданным". Собеседник, у которого достало мужества ответить, полностью отверг такой взгляд: "он господин в политическом смысле, но не в смысле собственника".*6 Вотчинный подход так и не укоренился на Западе, где теоретики твердо придерживались резкого разграничения между собственностью и властью, между dominium'om и imperium'om или jurisdictio. Концепция политической власти, отправляемой как dominium, представляла собою очевидную угрозу интересам частных собственников, в Западной Европе столь многочисленных и влиятельных, и одного этого хватило, чтобы сделать ее неприемлемой. Распространение знаний римского права в XII в. способствовало подведению под это разграничение твердого теоретического основания. В своих "Шести книгах о республике" (1576-1586) Жан Бодин, основатель современной теории суверенитета, в дополнение к двум традиционным формам единоличной власти монархической и (ее извращение) тиранической, выделил третий тип, названный им "сеньориальным". Монархия такого рода, по его мнению, создается в результате вооруженного захвата. Отличительным признаком lа monarchie seigneuriale является то обстоятельство, что "король делается господином достояния и личности своих подданных... управляя ими наподобие того, как глава семьи управляет своими рабами". Бодин добавляет, что в Европе существуют всего два таких режима, один в Турции, а другой - в Московии, хотя они широко распространены в Азии и Африке. Он считал что народы Западной Европы такого правительства не потерпели бы.*7 Речь шла, разумеется, не столько о понятиях и названиях. В основе вотчинного порядка лежала мысль о том, что между собственностью правителя и собственностью государства нет различия, тогда как в Западной Европе считалось, что такое разграничение необходимо. Начиная примерно с 1290 г. обычай во Франции требовал, чтобы король относился к имуществу короны как к неприкосновенному фонду. После 1364 г. от французских королей требовалась клятва, что они не отторгнут ни малейшей части доставшегося им при вступлении на трон королевского поместья; исключение составляли лишь государственные доходы, личное имущество и завоеванные земли. Далее, в XVI в. постановили, что завоеванные королем территории остаются в его распоряжении всего на десять лет, а потом включаются в поместье короны.*8 Таким образом, французские правители-наиболее авторитарные в Западной Европе - должны были отказаться от права собственности на имущество короны; даже нарушая этот принцип на практике, они не оспаривали его правомочности. Испанский правовед XV в. четко и кратко сформулировал отношение Западной Европы к "сеньориальному" или вотчинному, правлению: "Королю вверено лишь управление делами королевства, а не господство над вещами, ибо имущество и права Государства имеют публичный характер и не могут являться ничьей вотчиной".*9 Что же до святости частной собственности, то она была аксиомой западной политической философии и юриспруденции, начиная со Средних веков. И хотя этот принцип периодически нарушали, его правомочность никогда всерьез не ставили под сомнение, покуда не распространились социалистические учения Нового времени. Одним из стандартных критериев, использовавшихся западной мыслью для различения законного короля от деспота, было то обстоятельство, что первый уважает собственность своих подданных, а второй - нет.

*6 Paul Vinogradoff, Roman in Medieval Europe (Oxford 1929), p. 62.

*7 Jean Bodin, The Six Bootes of a Commonweals (1606) (Cambridge. Mass. 1962). Book II, Ch, 2, pp. 197-204.

*8 Jacques Ellul, Histoire des institutions (Paris, 1956), II, стр. 235-6, 296.

*9 J. H. Elliott, Imperial Spain, 1469-1716 (London 1963), p. 73.