Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

До рекрутского присутствия, располагавшегося в Твери, Памфила провожали братья и дед. Тверской губернатор по долгу службы возглавлял присутствие и лично осмотрел Памфила в скором порядке. Медицинский осмотр едва ли был более тщательным. Как только Памфил заявил, что находится в добром здравии, весь осмотр ограничился проверкой зубов и беглым взглядом на его тело. После этого сразу же последовали два основных обряда ритуала, проводившиеся над русским рекрутом: Памфилу выбрили лоб, и он принес воинскую присягу. В течение нескольких дней рекруты были отправлены в Петербург — поскольку доставить их требовалось быстро, они проделали путь на телеге. После назначения в полк Памфил Назаров пережил типичные для новобранца ситуации. Испытав шок от столь неожиданного погружения в чуждую и суровую среду, он сильно заболел: пока он был в горячке, продлившейся две недели, все его деньги и одежду украли. Удар кулаком в лицо, полученный от младшего унтер-офицера, которому Памфил отказался оказать неуставную услугу, был столь же типичным явлением, как и удар палкой за ошибки, допущенные им в обращении с порохом и свинцом на первых учебных стрельбах.

Тем не менее отнюдь не во всех сторонах военной жизни Памфилу Назарову сопутствовали страдания и неудача. Великий князь Константин лично произвел смотр новых рекрутов и назначил их на службу в полк в Петербурге. При росте 1,60 м Памфил был недостаточно высок для службы в Преображенском или Семеновском полках, но Константин отправил его в легкую пехоту лейб-гвардии Финляндского полка. Став лейб-гвардейцем Памфил получил лучшее жалование и настоящий мундир вместо убогого рекрутского мундира, носить который пришлось большинству рекрутов в 1812–1813 гг. Служба в лейб-гвардии была непростым делом: Финляндский полк понес тяжелые потери при Бородино и Лейпциге. Тем не менее полки лейб-гвардии, как правило, держали в резерве: служба в них во время кампании отличалась от той еженедельной мясорубки, в которой оказывались некоторые полки регулярной пехоты. Хотя Памфил Назаров был ранен при Лейпциге, к моменту падения Парижа он снова был в строю и вместе с товарищами испытывал чувство гордости от победы. В отличие от большинства мужчин, призванных в 1812 г., ему было суждено снова увидеть семью: будучи надежным и образцовым лейб-гвардейцем, за одиннадцать лет после войны он трижды получал разрешение на отпуск. Еще более необычным стало то, что, находясь на службе в Финляндском полку, Памфил научился читать и писать. Выйдя в отставку после двадцати трех лет службы в лейб-гвардии, он постригся в монахи, и стал одним из двух рядовых солдат русской армии той эпохи, оставивших после себя мемуары[590].

До тех пор пока рекруты отвечали требованиям к росту и состоянию здоровья, правительство предоставляло помещикам возможность решать, кто именно из принадлежащих им крестьян отправится в армию. Более состоятельные крестьяне и, разумеется, их соседи со средним достатком предпочитали возложить тяжесть рекрутского набора на плечи бедных односельчан, вносивших меньшую лепту в собираемые с общины налоги. Помещик мог разделять взгляд крестьянской общины на то, что рекрутчину следовало использовать для того, чтобы избавить деревню от маргинальных и не приносивших дохода семей. С другой стороны, некоторые знатные землевладельцы пытались соблюсти очередность рекрутской повинности и защитить уязвимые крестьянские семьи. Преуспевали они в этом или нет, во многом зависело от управляющих имений, поскольку богатые аристократы владели многим имуществом, а их самих в любом случае чаще всего следовало искать в Петербурге, Москве или на воинской службе. Успех также мог зависеть от природы крестьянского общества в том или ином поместье. В тех имениях, которые были в большей степени ориентированы на рынок и в меньшей — заняты исключительно сельскохозяйственной деятельностью, находившемуся на значительном удалении помещику было трудно особенно трудно контролировать состоятельных крестьян.