Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

В 1814 г. большая часть этой «борьбы» была направлена против России, отчасти потому, что она являлась самой могущественной континентальной державой в составе коалиции, а также потому, что цели и образ действий Александра I порой казались англичанам неясными и даже вызывали у них опасения. Александр I оказывал еще большее влияние на внешнеполитический курс своей страны, чем это делал Меттерних у себя дома. Если Меттерних направлял политику Австрии на том основании, что его монарх и, несомненно, австрийская элита в целом разделяли взгляды Меттерниха и верили в то, что он способен отстоять их интересы, то Александр I руководил политикой России потому, что был самодержцем. Вовсе не выражая единодушный взгляд правящих кругов России, по ряду ключевых вопросов император оказывался в значительном меньшинстве.

С точки зрения многих советников Александра I, проблема заключалась в том, что истощенная Россия растрачивала свои богатства и солдат для решения проблем, которые далеко отстояли от коренных интересов империи. А.И. Чернышев был не просто очень лояльным, но и превосходным подданным. Но даже он в ноябре 1813 г. писал, что «Россия больше, чем все прочие союзные державы, нуждается в скорейшем мире: она давно уже лишена всякой торговли, ей нужно привести в порядок финансы <…> лучшие русские провинции опустошены и требуют безотлагательной помощи. Только окончание войны залечит все эти раны»[790].

Очень немногие советники Александра I не согласились бы с этим. Адмирал А.С. Шишков ранее выступал против того, чтобы переправляться через Неман на территорию Германии. Идея переправиться через Рейн во Францию довела его практически до истерики. Министр финансов Д.А. Гурьев предупреждал, что еще один год войны грозит государству банкротством. М.И. Кутузов скончался, Н.П. Румянцев был изолирован, но их призыв подхватил А.А. Жомини, который напоминал российскому императору, что граница по Рейну удерживается могущественной Францией, а побережье Бельгии представляет исключительную важность для российских интересов, поскольку лишь отсюда было возможно сдерживать «грозную мощь Великобритании». Представители российского высшего генералитета в Силезской армии придерживались той же линии, что и Г.Л. Блюхер. Будучи эмигрантом-роялистом, А.Ф. Ланжерон имел личные причины на то, чтобы добиваться свержения Наполеона с престола, однако и Ф.В. Остен-Сакен привел в ужас собравшихся в Нанси сановников, отчаявшихся сидеть между двух стульев, и призвал их поднять вместе с ним бокал за «смерть и уничтожение тирана, который так долго был бичом французского народа и чумой для Европы». С другой стороны, в штабе самого Александра I многие его ближайшие советники были гораздо более осторожны и склонялись в сторону компромиссного мира[791].

К.В. Нессельроде развеял опасения своего тестя, российского министра финансов, высказав мысли, которые, несомненно, одобрил бы Александр I: «Войска получают продовольствие и почти все обмундирование за счет тех стран, где ведутся военные действия; конвенции с Пруссией и Австрией очень выгодны для нас, мы пользуемся всеми доходами с герцогства Варшавского, и для меня непостижимо, отчего война оказывается столь обременительной». С другой стороны, главный помощник Александра I по дипломатическим вопросам был не согласен с императором по двум ключевым проблемам, которые имели первостепенное значение не только для российского императора, но и для отношений России с союзниками. Таковыми являлись судьба Польши и вопрос о том, следовало ли идти на Париж и искать способы свергнуть Наполеона. Хотя К.В. Нессельроде знал, что его совет придется Александру I не по душе, он продемонстрировал моральное мужество, продолжая отстаивать то, что, по его мнению, отвечало истинным интересам государства[792].

Нессельроде представил Александру I свою главную записку по польским делам еще в январе 1813 г. В ней утверждалось, что умиротворение Польши посредством создания автономного польского королевства не сильно укрепит положение России и будет иметь роковые последствия. Подобный шаг одновременно отдалит венский кабинет и приведет в ярость патриотически настроенную часть русского общества, которая полагала, что своим недавним поведением по отношению к России поляки не заслужили каких бы то ни было уступок. В более отдаленной перспективе самодержавному правителю России будет чрезвычайно трудно одновременно выполнять функции конституционного короля Польши. Поскольку ничто и никогда не смогло бы отнять у польской элиты надежду на обретение независимости, конечным результатом включения герцогства Варшавского в состав империи могла стать утрата губерний, в которых преобладало польское население и которые на тот момент являлись частью западных приграничных территорий Российской империи[793].