Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814

Благодаря дисциплине и стойкости находившейся под его командованием пехоты Ф.В. Остен-Сакен сумел успешно вывести из боя большую часть своих обозов и артиллерии и в течение вечера отступил по ужасной дороге, которая вела на север к р. Марне в районе Шато-Тьерри. Через каждые двести шагов были разведены костры, чтобы показывать пехоте направление движения. Находясь под проливным дождем, не имея возможности воспользоваться ружьями, русской пехоте приходилось двигаться в тесном строю, — чтобы суметь сдержать натиск неприятельской кавалерии, — и временами нарушать боевой порядок, чтобы вытащить из грязи артиллерию. Хотя великолепные кавалерийские полки И.В. Васильчикова очень заметно уступали французским по численности, их эффективные действия помогли защитить пехоту и оттащить большую часть пушек. Наполеон сильно напирал на отступавших русских, и когда те наконец переправились через Марну, потери в их рядах составили 5 тыс. человек. Эти цифры могли бы быть гораздо более значительными, если бы не отважные арьергардные бои с участием прусской пехоты Г. Йорка. Ф.В. Остен-Сакен был старым опытным служакой и «политиком». День спустя после сражения, когда переволновавшиеся и измотанные штабные офицеры наконец его разыскали, Остен-Сакен был спокоен и самоуверен — как всегда. В лучших традициях коалиционной войны он в своем официальном рапорте возложил вину за поражение на пруссаков и в частности на неспособность Йорка подчиняться приказам Блюхера и вовремя прийти ему на помощь[835].

Разгромив Йорка и Остен-Сакена, Наполеон готовился пойти на юг, чтобы блокировать Шварценберга, когда 13 февраля он, к своему удивлению, узнал, что Блюхер наступает по дороге, ведущей к Монмирай. Блюхер неправильно интерпретировал маршрут движения французов и полагал, что Наполеон уже тогда направлялся на юг, намереваясь схлестнуться с основными силами коалиционной армии. Вместо этого, добравшись утром 14 февраля до Вошана, Блюхер обнаружил, что ему противостоит сам Наполеон с большей частью своей армии, которая была гораздо многочисленнее войск коалиции. Как и солдаты Остен-Сакена тремя днями ранее, пехота Блюхера была вынуждена отступить, выстроившись в каре, и прошла много миль под сильным давлением противника. Поблизости от пехотинцев Остен-Сакена по крайней мере находилась кавалерия Васильчикова и пруссаки Йорка, которые могли им помочь. 16-тысячный отряд пехоты Блюхера, напротив, отступал в одиночку, при свете белого дня, на местности, прекрасно подходившей для кавалерийской атаки, и при наличии очень немногочисленной кавалерии, способной прийти ему на выручку. В отличие от ветеранов Остен-Сакена, большая часть русских солдат в корпусе генерал-лейтенанта Капцевича была новобранцами, впервые участвовавшими в бою. Стреляли они скорее увлеченно, чем эффективно. Треть личного состава была потеряна, однако, по признанию французских наблюдателей, отряд Блюхера не был уничтожен целиком только благодаря огромной храбрости и дисциплине русской и прусской пехоты[836].

В ходе пятидневных боев армия Блюхера потеряла почти треть личного состава. Наполеон был в восторге. Уже вечером 11 февраля он писал своему брату Жозефу, что «эта Силезская армия была лучшей армии коалиции», и это во многом было справедливо. Гораздо в меньшей степени соответствовало действительности следующее его утверждение: «Силезской армии неприятеля более не существует, я ее полностью разогнал». Даже через неделю, когда прошло достаточно времени для того, чтобы оценить реальные результаты сражения, Наполеон утверждал в своем письме к Эжену де Богарне, что захватил более 30 тыс. военнопленных, это означало «я уничтожил Силезскую армию». На самом деле все было совсем не так. 18 февраля, спустя день после того, как Наполеон написал только что процитированное письмо, для усиления Блюхера прибыли 8 тыс. солдат из армейского корпуса Ланжерона; еще больше русских и прусских боевых подразделений, входивших в Силезскую армию, к тому моменту освободились от участия в осаде крепостей и находились в пути. Сотни военнопленных удалось отбить, а многие пропавшие вернулись в строй в ближайшие дни после сражения. За считанные дни армия Блюхера вновь стала столь же сильной, что и 10 февраля[837].

По иронии судьбы именно Наполеон пострадал больше всего от побед, одержанных им же самим над Блюхером. После боя при Ла-Ротьере Наполеон очень неохотно предоставил А. Коленкуру неограниченные полномочия для принятия условий мира, которые предлагались союзниками. 5 февраля французскому министру иностранных дел было сказано: «Его Величество дает вам карт-бланш на доведение переговоров до счастливого конца, спасение столицы и избежание сражения, на которое возлагались бы последние надежды народа». Коленкур пришел в замешательство от подобных инструкций и попросил разъяснений, поинтересовавшись, следовало ли ему уступить всем требованиям коалиции, или у него еще было время для переговоров. Не успев ответить, Наполеон нанес поражение Блюхеру, и его тон совершенно изменился[838].