Россия против России. Гражданская война не закончилась

Он с товарищами взимал с горожан контрибуцию, которую присваивал. Его избрали заместителем председателя военно-революционного штаба Читы, и ему подчинялась милиция. Он попытался взять всю власть в городе, но это ему не удалось. Янькова предали суду военного трибунала по требованию не любившего его Семенова.

4 сентября 1918 года уссурийские казаки атамана Ивана Павловича Калмыкова вошли в Хабаровск. 18 сентября амурские казаки атамана Ивана Михайловича Гамова, правого эсера и депутата четвертой Думы, заняли Благовещенск. Атаман Иван Калмыков намеревался стать священником, да необузданность нрава помешала. Ушел на Первую мировую, воевал храбро, но казаки изгнали его из полка за рукоприкладство. Весной 1918 года он сформировал Особый казачий Уссурийский отряд.

Расстреляв одного из казаков за сочувствие большевикам, Калмыков распорядился:

— Дабы этот микроб не нашел себе приюта в войске — дом сжечь; лошадей реквизировать, имущество продать и деньги представить в станичное правление в пользу пострадавших от большевизма и Красной армии.

«Мы считали Калмыкова уголовным преступником», — вспоминал один из колчаковских министров. Был ли атаман прирожденным садистом? Он прошел через одну войну, вернувшись домой, угодил на другую. Сейчас это назвали бы посттравматическим синдромом. Это, естественно, не оправдывает ни Калмыкова, ни его контрразведчиков. Но кое-что объясняет.

25 октября 1918 года генерал-майор Павел Павлович Иванов-Ринов телеграфировал главкому Сибирской армии: «Нижний Амур и железная дорога Хабаровск — Никольск-Уссурийский заняты атаманом Калмыковым. Атаман разрешает японцам расхищать неисчислимые ценности Хабаровска, а японцы атаману — осуществлять самую дикую диктатуру».

«Разные вольные атаманы — своего рода винегрет из Стенек Разиных двадцатого столетия под белым соусом; послереволюционные прыщи Дальнего Востока; внутреннее содержание их разбойничье, — писал военный министр в правительстве Колчака барон Алексей Будберг. — Семеновцы добрались до вагонов с товарами, стоящих на станции, занялись их реквизицией, или, как говорят, „семенизацией“, в деньгах они не нуждаются, а потому желают быть совершенно автономными… Мне рассказывали, как расхищаются груженые вагоны; семеновцы реквизируют все, не брезгуя ни галантереей, ни дамскими ботинками. Станционное начальство, таможня и грузовладельцы молчат, ибо знают, что поднявшему крик грозит прогулка в Даурские сопки, откуда уже несть возврата».

Почему-то все атаманы и их подчиненные поголовно были монархистами. Во всех кабаках требовали играть «Боже, царя храни». Грозили пороть тех, кто отрекся от монархии.

— Мне кажется, — заметил один из деятелей Белого движения, — что это было оттого, что в России уже не было монархии. А вот если бы она вернулась, то казаки наверняка провозгласили бы республику.

В Хабаровске, на берегу Амура случился эпизод, который вошел в историю Гражданской войны на Дальнем Востоке. Вступившие в город казачьи офицеры в сентябре 1918 года убили выступавших там венгерских музыкантов-военнопленных. Считалось, что это было сделано потому, что те симпатизировали советской власти. Сейчас историки называют другие версии. Может быть, казакам не нравилось, что пленные гуляют с их женами, может, сербы, которые присоединились к отряду Калмыкова, ненавидели венгров, надменных соседей по Австро-Венгерской империи… Так или иначе, этот кровавый эпизод — лишнее свидетельство того безумия, которым была Гражданская война.

«Там, где Семенов приказывал убивать, — вспоминал генерал Уильям Грейвс, командующий американскими экспедиционными силами, — Калмыков убивал своею собственной рукой. Вот в чем разница между Калмыковым и Семеновым».

Американские офицеры на российском Дальнем Востоке не очень понимали, что они должны делать. Теоретически — поддерживать действующую власть. То есть Калмыкова. Но атамана американцы именовали убийцей, головорезом и отъявленным негодяем. Поэтому в марте 1920 года, устроив прощальный парад, американцы с удовольствием покинули Хабаровск. Из иностранных войск в городе оставались только японцы.