Представляю, какая реакция и какие комментарии могут возникнуть у многих: «Не кто-нибудь, а основатель общества „Память“ сопровождал Глазунова!» Но спешу успокоить общественность. Когда мы были в Сибири, Дим Димыч еще и не помышлял о создании общества «Память», которое получило потом такую свирепую и шумную огласку, породило столько измышлений о «русском фашизме». Во время нашего сибирского житья-бытья он, тогда просто скромный фотограф и мой друг, рассказывал мне о службе в армии, о том, что всегда мечтал быть актером и режиссером. До встречи со мной он несколько раз разговаривал с академиком Сахаровым и, между прочим, сочувствовал нашим «гонимым» авангардистам. Он был очень артистичен, остроумен, прошел суровую жизненную школу. Он мне говорил тогда, что его потрясла моя картина «Мистерия ХХ века», восхитила непримиримость моей гражданской позиции, непреклонность в борьбе за право свободно выражать свои философские и эстетические взгляды.
В течение года после поездки в Сибирь Дима отдал немало сил созданию фильма об Илье Глазунове. Однако его «зарубил» председатель телерадиокомитета Сергей Георгиевич Лапин (мой земляк, родом из Петербурга). Многое не понравилось ему в отснятой картине. Не понравилось, в частности, обилие церквей и монастырей. Я настоятельно шептал Васильеву, что надо соглашаться с требованием вырезать из фильма некоторые церковные мотивы – во имя одного, самого важного сюжета: взрыва храма Христа Спасителя. Но именно эти кадры и вызвали наибольший гнев Сергея Георгиевича. Он был непреклонен.
Чтобы сместить акцент в его нападках на «церковность», я спросил грозного Лапина: «А почему ваши редакторы вырезали снятые в старой Ладоге кадры, где ваш покорный слуга цитирует Татищева и обрушивается на норманистов, отрицающих славянское происхождение Рюрика?» Должен сказать, что Сергей Георгиевич относился ко мне в принципе неплохо, несмотря ни на что. Он чуть смутился и уже миролюбивым тоном объяснил: «Поскольку я себя не считаю знатоком русской истории, хоть и очень люблю ее, я решил эти кадры показать Дмитрию Сергеевичу Лихачеву». Лапин, пожилой, небольшого роста, с аккуратно расчесанными на пробор седыми волосами, сверкнув очками, заявил: «Прямо скажу – никак не ожидал такой реакции прославленного советского академика». Сергей Георгиевич подчеркнул слово «советский». «Так вот, Лихачев сказал: „Не дело художника рассуждать об истории“. И я, продолжал Лапин, согласен с Дмитрием Сергеевичем: живописью должен заниматься живописец, а историей должны заниматься историки. Рюрик же ваш, если не легенда, был норманский конунг!»
Глядя в усталые глаза руководителя советского телевидения, я огрызнулся: «Но ведь советский академик Лихачев по профессии лингвист, а не историк, а он ведь даже и о живописи любит порассуждать. История, как и искусство, принадлежит всем, и каждый человек может иметь свое о ней понятие».
Дело тем и кончилось: фильм лег «на полку». А вот отношения мои С Дим Димычем с того момента разладились. Он обвинил меня… в соглашательстве с Лапиным. «Если ты думаешь, что я угробил фильм о самом себе – считай, что ты прав.» – с нескрываемой обидой сказал я. После этого разговора наши пути разошлись навсегда.
И лишь позже узнал я о «Памяти», которую организовал и возглавил Дмитрии Васильев. Несколько лет назад, в начале перестройки, занимаясь созданием Российской Академии живописи, ваяния и зодчества, я попал на прием к секретарю ЦК КПСС Александру Николаевичу Яковлеву, которого уже тогда называли главным архитектором перестройки. Усадив меня перед собой, он спросил: «Вы знаете, почему я вас так долго не принимал, хотя вы задумали хорошее дело с вашей академией?» «Наверное, потому, что вы были заняты», – высказал я безобидное предположение. «Нет, совсем не поэтому, – вскинул на меня глаза бывший идеолог партии, а ныне лидер демократического движения. – Мне со всех сторон уши прожужжали, что вы основатель „Памяти“ и активно поддерживаете это движение. Мне пришлось обратиться напрямую в КГБ, где мне ответили, что вы никакого отношения к „Памяти“ не имели и не имеете. Для меня это очень важно, ведь я за Россию больше, чем вы. Я родом из ярославской деревни, и по моей инициативе сейчас восстанавливают Толгский монастырь, где, как известно, была найдена рукопись „Слова о полку Игореве“. Прощаясь, Александр Николаевич показал глазами на ксерокопию книги, лежащей у него на столе: „Вы вот все за Русь выступаете, а я уверен, этой книги не читали“. Я прочел название книги: Сергей Лесной. „Откуда ты, Русь“. На этот раз улыбнулся я, чувствуя благожелательность начальства: „Александр Николаевич, вам ксерокс, надеюсь, не общество „Память“ прислало. А вот у меня давно купленный в Париже экземпляр. Должен вас предупредить, что маститые советские историки патологически ненавидят как эту книгу, так и ее автора, профессора Парамонова, взявшего псевдоним Сергей Лесной“.