Россия сердце тревожит… Стихи о России и поэзии

Потом пришло понимание таких истин, рассыпанных в отдельных стихотворениях: «Когда не пишутся стихи, / Тогда-то в жизни всё нормально…», «Поэзия – есть жизни украшенье, / Как радуга, рассветы, облака», «Поэзия – дар, но счастья она не приносит / Нигде, никогда, никому…», «Дневник моей души печальной – / Вот что такое летопись стихов, / Которую я начал изначально, / Чтобы понять, кто я таков…», «Я русский поэт, потому и печален / Стою на дороге один / Над видами русских развалин, / Над бездною русских глубин».

С моих первых поэтических опытов для меня сразу очевидной стала неразрывная связь с другими русскими поэтами, расчищавшими ранее своими трудами пути и тропы отечественной поэзии. «Я поэт есенинских кровей / С почерком Серебряного века, / Но душе моей всего милей / Пушкинская библиотека» – таким образом я сформулировал для себя тогда линию собственного соприкосновения с поэтическими токами прошлого. Отсюда родилось убеждение, что «поэтов странствия по свету пора настала воспевать», и появилась моя страсть к путешествиям по следам русских поэтов: Грибоедова, Пушкина, Тютчева, Гумилева, Есенина, Волошина и многих других. Все эти странствия в итоге вылились в циклы стихотворений этой книги: «Поэтический медальон», «Дорогами мастеров слова», «По Европе: Гоголь, Тютчев, Тургенев», «Грибоедовскими тропами», «Мой Пушкин», «По следам Николая Гумилева», «Вспоминая Есенина».

Все эти великие поэты постоянно пытались разгадывать тайну поэзии, и ближе многих к этой разгадке подошел Николай Гумилев, «по-пушкински светлый поэт», страстный путешественник, воспевавший культ Слова:

Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелье от Иоанна
Сказано, что Слово – это Бог

.

Гумилев, пополнивший мартиролог рано ушедших поэтов, считал, что жизнь нужно творить, как картину или стих. И он не случайно говорил своим ученикам: «Прежде чем в стихах, поэзия должна воплотиться в самом поэте и превратить его жизнь в произведение искусства». (В.Г. Короленко как-то развил эту мысль, что «произведением искусства» должна быть не только жизнь поэта или писателя, но и его смерть! При этом он как бы предугадал ту роковую стезю, которая ждала в 1921 г. Гумилева.)

«Поэт, – по мнению Николая Степановича, – всегда господин жизни, творящий из нее, как из драгоценного материала, свой образ и подобие». Он утверждал, что «поэзия для человека – один из способов выражения своей личности и проявляется при посредстве слова, единственного орудия, удовлетворяющего ее потребностям». Здесь Гумилев имел в виду высказанную еще К. Бальмонтом простую, но «очень трудную для понимания истину», что «поэзия состоит, в конце концов, из слов, так же как живопись из красок, музыка из чередования звуков», что поэзия несет на себе миссию сохранения, развития и постоянного оживления языка, на котором говорит народ…»

А как вообще пишутся стихи? Здесь очень много мифов и штампов, начиная с того, что стихи приходят к поэту откуда-то свыше (Блок признавался, что он «слышит стихи», прежде чем их записать), что у поэтов рождается, как правило, именно первая строка стихотворения, что поэт обычно сам не знает, чем закончит начатое им стихотворение, и что очень часто приходящая к поэту концовка произведения – это вообще непонятно откуда появившаяся вещь… Все эти мифы еще требуют своего разгадывания, которое возможно только на своем собственном опыте, когда

Передумано всё, перемолото,
Как в муку, жерновами стихов,
Но немного намыто золота
Из руды бесконечных слов

.

Следует особо отметить, что все мои попытки познания поэзии были связаны не только с постоянными путешествиями, но и с моим увлечением фотографией, которая подтолкнула меня в итоге к созданию особого жанра фотостихотворений, которому я отдал дань при издании своих фотоальбомов «По русским далям и просторам», «По свету с камерой и рифмой», «На Святом Афоне», «Персидские напевы».

Путешествовать – миром владеть,
А для прав своих утвержденья
Лучше страны запечатлеть
В форме фотостихотворенья, —

этот опыт помог мне по-новому почувствовать поэзию и внести в свои стихотворения неожиданные ноты и краски. И думаю, что я тоже мог бы сказать, подражая Пушкину:

Не зря извилистой тропой
Я пересёк пустыню мира,
Недаром камера и лира
Мне были вверены судьбой!