Россия: страна негасимого света

На вершину холма взошли приехавшие из Новороссии ополченцы и из танковой гильзы ссыпали землю из Саур-Могилы, только что освобождённой от жестоких карателей. И народ славил и ликовал, видя, как священная мученическая земля соединяется с землёй России. И новое чудо: после этого землеприношения началось наступление ополченцев, которые ринулись навстречу карателям и стали отбивать один за другим города и селения. Вышли к Азовскому морю и теперь ведут натиск по всему фронту, заключая растерянных украинских солдат в глухие котлы. И Священный холм под Изборском благословляет это яростное наступление. Над казаками в косматых папахах, над ополченцем в поношенном камуфляже, над девушкой, сжимающей в руках автомат, над пожилыми бородачами, поднимающими на плечо гранатомёт, – над ними несутся невидимые вихри русской истории и русской победы. Там Александр Невский от Чудского озера, Александр Матросов от деревеньки Чернушки, и Пушкин, и Чехов, и Толстой, старцы, бессчётные русские герои, святители и духовидцы – вся Святая Русь и церковь воинствующая несутся впереди ополченцев, усиливая их натиск, приближая их к неизбежной победе.

Люди добрые, приезжайте во Псков. Посетите Изборск, поклонитесь Священному холму. И там, у подножия этой русской Голгофы, где дышат русские времена и бескрайние русские пространства, вам яснее откроется смысл песнопения: «Да воскреснет Бог, и расточатся враги Его».

Стреляющая икона [27]

Я только что побывал на Куликовом поле. Эти волшебные туманы. Эти дали, которые похожи на золотые иконостасы. Река Непрядва с ее темной осенней водой, которая вдруг сверкнет серебряным отблеском, будто доспех князя Дмитрия. А там, за дубравами, что-то промерцает, промчится, словно наконечник копья Пересвета.

Мы с моими сотоварищами из Изборского клуба вошли в церковь, которая построена на высокой горе, где когда-то находился шатер Мамая. Этот храм расписан дивными фресками. Прямо под куполом храма, около иконостаса монахи поставили стол, и нас окружали волшебные росписи. Мы вели беседу о святости русского оружия. Здесь, на Куликовом поле, сложилось российское государство – Московское царство. Оно сложилось по воле отважного воителя – князя Дмитрия. Эта воля была озарена таинственным волшебным светом русского православия, светом, который излил в сердце князя и сердца русских воинов преподобный Сергий. Преподобный вкладывал в душу князя райскую молитву, божественную песнь о любви и правде, о неизбежном одолении смерти. Святой озарил своим подвигом, своим духовным стоянием огромные пространства русской земли. Государство добывалось силой оружия, копьем Пересвета, что сжимала длань священного инока, которого отрядил на этот бой преподобный Сергий.

И здесь, среди волшебных росписей, среди горящих лампад и свечей у нас родилась метафора, родился поэтический образ. Русское оружие, создавая и защищая русское государство, одновременно защищало русскую мечту о вселенской справедливости, о красоте, о мире, где нет зла и насилия, где цветут райские сады и царит бессмертие. И поэтому русское оружие, будучи святым, является оружием райской мечты, оружием райских садов.

Мы говорили о Великой Отечественной войне, о войне, которую называют священной. Эта священная война увенчалась священной победой. И эта священная победа добывалась священным оружием. Шла битва, которой ещё не ведал мир. Сражались не просто армии, не просто государства, не просто народы, а сражались великие вселенские смыслы. Сражался вселенский свет – такой, каким он исходил из замысла Господа, сотворившего мир, сотворившего русский народ. И сражалась тьма, которая хотела одолеть этот свет. И победил свет, и тьма не объяла его.

Красная Армия, советский, русский народ понесли неслыханные жертвы – 30 миллионов убитых. И эта жертва, говорили монахи, соизмерима с Христовой жертвой. Эта жертва делает Красную Армию, советский, русский народ Христовым, священным народом. И возникла метафора, возник поэтический образ. Во время священной войны сам Господь пребывал среди сражающихся красных частей. Сам Господь сидел в танках Т-34 и сгорал вместе с экипажами. Он ходил в атаки и контратаки под Сталинградом. Он стрелял из «сорокапяток» по немецким крестам на броне. Господь испытывал страшные муки в застенках. Его кидали в шахты Краснодона вместе с молодогвардейцами. Его вешали вместе с Зоей Космодемьянской и обливали на морозе ледяной водой, как генерала Карбышева.

И родилась метафора. Сам Господь Бог присутствовал среди сражающихся. Эта метафора не противоречит русской поэзии, ибо Блок в поэме «Двенадцать» сказал, что Христос «в белом венчике из роз» шел впереди отряда матросов среди черных подворотен, откуда гремели выстрелы и выли бездомные голодные собаки.

«Отягчённый трехлинейкой,
всю тебя, Земля родная,
Бог в солдатской телогрейке
исходил, благословляя…»