Россия теряет Арктику?

Из 9 абзацев преамбулы Договора, три (6, 7 и 8) непосредственно касаются рыболовства, экономического значения рыбных ресурсов для прибрежных регионов двух стран и некоторых положений природоохранного подхода при их использовании. Все они носят общий, констатирующий характер и отвечают общепринятой в наших странах договорной международной практике. Вместе с тем, в ряде из них имеются алогизмы, некорректные в правовом отношении формулировки, о которых будет сказано отдельно.

Статьей 1 определяются координаты линии разграничения морских пространств протяженностью около 900 миль (рис. 5) и совершенно не уточняется, где эта линия разграничивает 200-мильные исключительные экономические зоны, а где она является еще и линией разграничения континентального шельфа. Последнее особенно важно для целей практического рыболовства, поскольку различный (в ряде случаев совпадающий) режим рыболовства осуществляется на шельфе и в 200-мильных зонах. В частности, это касается прежде всего «сидячих видов».

Неоправданно, как с правовой, так и с рыболовной точки зрения, проведение линии разграничения на восточном участке района, подпадающем под действие Договора о Шпицбергене 1920 г. – восточнее 35° в.д. Этим шагом Россией признается не только относящийся к Норвегии континентальный шельф Шпицбергена, но и морские живые ресурсы на нем, а также косвенно признает 200-мильная рыбоохранная зона Норвегии от 1977 г.

Статья 2 по существу подтверждает со Стороны России суверенные права и юрисдикцию Норвегии во всей западной акватории Баренцева моря, включая район Договора о Шпицбергене 1920 г. Последствия такого подхода очевидны – полная зависимость от Норвегии доступа для рыболовного флота России в западные, самые продуктивные районы Баренцева моря и, прежде всего, в район Договора о Шпицбергене 1920 г. При этом, положение статьи 6 о том, что «настоящий Договор не наносит ущерба правам и обязательствам по другим международным договорам…» в практическом плане для рыболовных целей ничего не дает.

Таким образом, статьи 1 и 2 реально ставят под угрозу беспрепятственное осуществление рыбопромысловой деятельности рыболовного флота России в районе, подпадающем под действие Договора о Шпицбергене. В последние годы, в счет национальных квот России с соблюдением мер регулирования, здесь добывается более 200 тыс. т водных биоресурсов ежегодно стоимостью не менее 8—10 млрд руб.

Статья 4, состоящая из 4 пунктов, полностью затрагивает рыболовство обеих Сторон, как России, так и Норвегии, по замыслу составителей, должна была сузить либо полностью снять негативные стороны Договора, прежде всего, для российского рыболовства. Однако анализ этих положений показывает, что они еще больше убеждают в обратном. Так, в п. 1 статьи 4 провозглашено: «Заключение настоящего Договора не должно негативно влиять на возможности каждой из Сторон в области рыболовства». Во-первых, само выражение «не должно негативно…» весьма двусмысленно: не должно, но может? Во-вторых, отсутствует важнейшее положение о доступе Сторон в традиционные районы рыболовства, которые по Договору отошли под юрисдикцию Сторон. Без этого положения, п. 1 статьи 4 – пропагандистское клише, не имеющее практической реализации.