Россия теряет Арктику?

Казалось бы, такой режим будет закреплен в Договоре 2010 г. и останется и после вступления его в силу. Вместе с тем, статьи 1 и 2 Договора со всей очевидностью свидетельствуют о передаче обширного района к западу от линии разграничения между параллелями 74–81° с. ш. и меридианами 10–35° в. д., теперь уже с согласия России, под непосредственную юрисдикцию Норвегии. Это, в свою очередь, приведет к невозможности осуществления здесь рыболовства без разрешения Норвегии и только при полном подчинении ее законодательству для этой морской акватории вокруг Шпицбергена, включая и 200-мильную рыбоохранную зону. Под норвежский контроль переходят все рыбопромысловые операции, в том числе и инспектирование наших судов и другие действия, такие, как задержание, аресты и введение запретов на промысел в том или ином районе, вплоть до полного вытеснения нашего рыболовства. Кроме того, создаются предпосылки к введению Норвегией вокруг Шпицбергена 200-мильной исключительной экономической зоны, со всеми вытекающими экономическими и политическими последствиями не только для рыболовства, но и в целом для России. В табл. 5 представлены изменения, которые ожидаются и негативно отразятся на отечественном рыболовстве, исходя из положений Договора 2010 г.

Норвежские инспектора береговой охраны отходят от российского судна после его проверки в водах архипелага Шпицбергена

Таблица 5 Действовавшие правовые и организационные меры по обеспечению работы отечественного флота в традиционных районах Баренцева моря и в районе Договора о Шпицбергене 1920 г. и их изменения исходя из соответствующих положений Договора 2010 г.

Таким образом, положениями Договора 2010 г. создается реальная угроза вытеснения отечественного рыболовного флота из морского района Договора о Шпицбергене 1920 г. с потерей ежегодного вылова не менее 200 тыс. т стоимостью 8–10 млрд руб.

Влияние договора 2010 г. на границу полярных владений России 1926 г. и сокращение промысловых площадей российского рыболовства

Анализ прохождения линии разграничения морских пространств, согласно статье 1 Договора, свидетельствует, что она почти на всем своем протяжении, за исключением одного небольшого участка, расположена восточнее границы Полярных владений, установленного Постановлением ЦИК СССР от 15 апреля 1926 г. (рис. 6). Отсюда следует, что, во-первых, Россия отказывается от западной границы Полярных владений. В то же время, на востоке — в Чукотском море — эта линия сохраняется. Более того, она подтверждена межправительственным Соглашением о разграничении морских пространств в Беринговом и Чукотском морях с США от 1990 г., которое, правда, не ратифицировано Россией. Во-вторых, отказ от западной границы Полярных владений 1926 г. и проведение линии разграничения Россией, по Договору 2010 г., восточнее упомянутой границы ведет к прямой потере рыбопромысловых площадей в 80 тыс. кв. км с возможным выловом на них, по экспертной оценке, около 60–80 тыс. т рыбы и ракообразных стоимостью не менее 2 млрд руб. в год.

О неточностях рыболовной и другой терминологии, алогизмах в тексте договора 2010 г.

Несмотря на то, что сам текст Договора 2010 г. и Приложение 1 «Вопросы рыболовства» содержат ограниченное количество статей, касающихся рыболовства, в них имеются значительные погрешности в терминологии, а также алогизмы, что приведет, если не исправить, при их практическом применении, не только к недоразумениям между российской и норвежской Сторонами, но может вызвать обострение отношений и даже конфронтацию. Кроме того, текст на русском языке, в ряде положений, касающихся рыболовства, не полностью соответствует тексту на норвежском языке (табл. 6).

Уже в самой преамбуле Договора и, в частности в абзаце 6 употребляется, невиданное ранее в договорной практике, словосочетание: «…прибрежных рыбопромысловых сообществ…». Что это такое? Прибрежных понятно. А вот «… рыбопромысловых сообществ…»? Рыбопромысловым может быть район, судно. Но тогда при чем — «сообществ»? Между тем, в тексте на норвежском языке нет слова «рыбопромысловых», а используется термин «рыболовных», а это уже совершенно другой смысл.

Далее в преамбуле используется термин «живые ресурсы», а в статье 4 п. 3 — «морские живые ресурсы». Это разные или одинаковые понятия для целей Договора 2010 г.? В других пунктах этой Статьи используется термин «рыбные запасы», а в Приложении 1 еще используется термин «запасов рыб». Чем вызвана такая различная терминология?

В 8 абзаце преамбулы термин «рациональное» почему-то относится к управлению «живыми ресурсами». Как правило, в международной договорной практике термин «рациональное» применяется в сочетании к «использованию морских живых ресурсов».