В «Окаянных днях» И. А. Бунина автор очень четко показывает именно уголовный состав «строителей светлого будущего»: «Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem» (Осторожно — вор. —
И далее в том же духе: «Какие-то мерзкие даже по цвету лица, желтые и мышиные волосы»[83]
. «Глаза мутные, наглые»[84].В общем, облик и поведение уголовных.
Коммунисты охотно принимали уголовных в свою партию, и многие уголовные сделали в РСДРП(б) великолепные карьеры. Взять хотя бы Иосифа Джугашвили, вошедшего в историю под партийной кличкой Сталин.
В конце 1917 года — зимой 1918 года коммунисты охотно принимали на службу уголовных: и в армию, и в Красную гвардию, и в любые советские учреждения. И профессиональных бандюганов, и мелких шпанцов, привокзальную шелупонь. Вопрос, конечно, — а куда пойдет трудиться уголовный? Принимать ответственные решения? Такое возможно, но чтобы стать крупным партийным функционером, уголовный должен порвать со своей средой, измениться душевно. Сталин смог — но ведь не оставаясь одновременно грабить банки[85]
. Да и не так много мест на самом верху общественной «пирамиды». Так куда же?В основном уголовные шли в карательные органы: в Части Особого Назначения (ЧОНы) или в ВЧК. Они несли туда то, что и необходимо палачам, — чудовищную жестокость, полную неразборчивость в средствах, готовность выполнять абсолютно любые приказы.
Уголовное прошлое было даже у таких основ ВЧК, как будущий заместитель Ежова Фриновский или будущий убийца царской семьи Юровский.
Глава 3
Создание системы
Горьким своим словом посмеюся.
Изначально коммунисты были убеждены, что народные массы будут с упоением строить светлое будущее. Коммунисты охотно отдавали власть «трудящимся» — и судебную, и государственную, и в армии.
Но очень быстро выясняется — «народные массы» вообще не хотят ничем управлять и не собираются строить ни коммунизм, ни вообще чего бы то ни было.
Чтобы воплощать в жизнь утопию социализма, большевикам придется опираться не на «массы», а на «аппарат насилия», на созданное ими государство. К счастью для большевиков, это тоже не очень расходится с их идеологией: они ведь строят государство «диктатуры пролетариата». К февралю 1918 года уже появился штат «своих» людей. Тех, кто служит за деньги, пайки, какие-то блага. Аппарату можно приказать, совслуги будут выполнять волю начальства, а не свою собственную.
«Как известно», Ленин творчески развил наследие Карла Маркса. В определенной степени так оно и есть: все положения Карла Маркса Ленин довел до какой-то болезненной, патологической крайности. Он абсолютизировал учение о классах и классовой борьбе, заострил до предела все вопросы построения коммунистического общества…
Одновременно Ленин вымарал из Карла Маркса все, что его не устраивало. Например, идею постепенного отмирания государства по мере движения к коммунизму. Нет у Ленина никакого такого «отмирания».
Есть у Ленина только и исключительно теория «пролетарского государства». И никакого расширения прав и свобод при коммунизме у Ленина тоже нет. Есть только описание разных форм насилия, чинимого в том самом «пролетарском государстве», его идеале. «Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть».
Зачем нужно насилие? Причина? «Этот период неминуемо является периодом невиданно ожесточенной классовой борьбы, невиданно острых форм ее, а потому и государство этого периода должно быть
По Марксу, построить коммунизм можно только путем насилия. А по Ленину, вообще не остается ничего, кроме насилия. В своей книге «Государство и революция» он пишет предельно четко и ясно (не в первый раз): «Оппортунизм не доводит признания классовой борьбы до самого главного… до периода свержения буржуазии и полного уничтожения ее» (разрядка Ленина. —
А после уничтожения буржуазии?