Читаем Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени полностью

Екатерина II, правившая Россией больше трети века, испытывала к фигуре Петра живейший интерес. Принимаясь за очередную реформу, Северная Семирамида приказывала хорошенько изучить архивы Петра, и почти всегда ей докладывали, что очередное дело «было уже им обдумано». Екатерина даже носила с собой табакерку с изображением Петра. Карамзин называл императрицу «истинною преемницею величия Петрова и второю образовательницею новой России». Желание занять второе место в пантеоне российских правителей мы видим и в надписи «Петру Первому – Екатерина Вторая» на пьедестале знаменитого «Медного всадника» Фальконе. Петр и Екатерина дополняли друг друга – предок действовал жестко и напористо, преемница «не требовала от россиян ничего противного их совести и гражданским навыкам». Херасков подметил: «Петр россам дал тела, Екатерина – души».

XVIII век, начавшийся с Петра, близился к своему окончанию. В «Письмах русского путешественника» молодой Карамзин с жаром утверждает, что за двадцать лет петровских преобразований Россия проделала путь, равный двум столетиям: «Как Спарта без Ликурга, так Россия без Петра не могла бы прославиться». Англичане, немцы и французы шесть веков опережали Русь, но она смогла сравняться с конкурентами всего лишь за несколько лет. Впрочем, допетровскую Россию Карамзин не склонен награждать положительными качествами: «Мы не таковы, как брадатые предки наши: тем лучше! Грубость наружная и внутренняя, невежество, праздность, скука были их долею в самом высшем состоянии, – для нас открыты все пути к утончению разума и к благородным душевным удовольствиям. Все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для русских, и что англичане или немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я человек!» Зрелый Карамзин образца XIX века будет в своих оценках гораздо сдержаннее.

Е. Ф. Шмурло пишет, что в XVIII веке русская общественная мысль в отношении петровских реформ перешла от шаблонных восхвалений к благодарности – «не менее сильной, но более сознательной». Эмоциональная составляющая уступила место рассудку. Е. Р. Воронцова-Дашкова излагает ряд своих претензий к реформам Петра I, Радищев говорит, что император мог бы обессмертить себя еще больше, если бы утвердил «вольность частную». Но на Дашкову сильное воздействие оказали французские просветители. Они относились к первому русскому императору без особенной приязни. Для них Петр был «малокультурный тиран, далекий от истинного просвещения и законности», как писал С. Ф. Платонов.

Одновременно начинается борьба с «перегибами» в оценке XVII столетия. Екатерина II одергивает иностранцев, «которые думают даже, что до Петра Великого эта страна не имела ни законов, ни администрации». Показная любовь к иностранному и невежественное пренебрежение своей историей начинают осуждаться. Н. И. Новиков в предисловии к первому тому «Древней российской вивлиофики» осуждает «напоенных сенским воздухом сограждан» и с облегчением вздыхает: «Не все у нас, слава Богу, заражены Франциею». «Вивлиофика» Новикова – это огромная хрестоматия по российской истории. Просветитель хотел открыть широкому читателю мир допетровской России, ибо «стыдно презирать своих соотечественников, а еще паче и гнушаться оными».

Чаадаев пишет о Петре, который взял чистый лист бумаги и начертал на нем слова «Европа» и «Запад»; в России, по мнению философа, не было глубоко укоренившихся учреждений и институтов, поэтому Петр не колебался в своих преобразованиях. Он вывел подданных «из тесной ограды родной страны», и Россия появилась «на широкой арене человечества».

Константин Батюшков, современник Пушкина, в работе «Вечер у Кантемира» вложил в уста одного из героев потрясающую речь о плодах петровских реформ: «Не прошло пятнадцати лет – и великий монарх наслаждался уже плодами знаний своих сподвижников: все вспомогательные науки военного дела процвели внезапно в государстве его. Мы громами побед возвестили Европе, что имеем артиллерию, флот, инженеров, ученых, даже опытных мореходцев. Чего же хотите от нас в столь короткое время? Успехов ума, успехов в науках отвлеченных, в изящных искусствах, в красноречии, в поэзии? – Дайте нам время, продлите благоприятные обстоятельства, и вы не откажете нам в лучших способностях ума». Чуть раньше персонаж Батюшкова добавляет: Петр вылечил русских «от болезни невежества».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука