Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени

Были в петровской Москве и архитекторы, которые к концу жизни перестали поддерживать новый вектор развития страны, возможно, разочаровались во власти. Осип Старцев в начале 1690-х годов возводит чудесный Крутицкий теремок, а в 1712 году, двадцать лет спустя, строит церковь Николы на Болвановке, ставшую лебединой песней московской архитектуры XVII века. Зримо протестуя против нововведений и ускорившегося ритма жизни, зодчий ищет визуального покоя в надежной, зарекомендовавшей себя старине. В небо возносится привычная шатровая колокольня и пятиглавый храм с волнами закомар. Характерно, что вскоре после завершения работ Осип Старцев уходит в монастырь. Нам трудно трактовать и расшифровывать бессловесные камни, но ведь именно архитектура является главным языком зодчего. Она заключает в себе тот посыл, который каменных дел мастер несет миру.

Храм – это духовная единица. Монастырь – это ансамбль. Несмотря на довольно жесткую политику в отношении церкви, в 1690–1700-е годы идет активное строительное переосмысление и обновление монастырских комплексов.

Особенно памятен и дорог Высоко-Петровский монастырь, где при непосредственном внимании Петра в 1690-е годы возводят две церкви и колокольню со святыми вратами. Один из храмов носит имя Сергия Радонежского, ведь во время волнений 1682 и 1689 годов Петр уходит именно под стены Троице-Сергиевой лавры.

Ворота с двухъярусной колокольней и надвратной церковью были построены в память о близких родственниках царя, погибших в мае 1682 года во время стрелецкого бунта. Петр пестует и укрепляет Высоко-Петровский монастырь, ведь монастырь – это не только место ухода от мира, это еще и высокие, надежные стены. Рядом находятся т. н. Нарышкинские палаты, собственность ближайших родственников Петра, одно из самых высоких гражданских зданий Москвы XVII века.

В противовес Высоко-Петровскому монастырю Софья делает центром своей градостроительной активности Новодевичий монастырь, который в итоге и стал ее последним пристанищем. В 1698 году она была пострижена в монахини под именем Сусанна, а Напрудную башню монастыря многие называют Софьиной. Как и на Меншиковой башне, на памятниках архитектуры Новодевичьего монастыря можно было сыскать часовой механизм. «Говорили (едва ли предание точно), что часы поставлены Петром с минутным боем нарочно, чтобы чаще напоминать заточенной Софье о ее крамоле. Кельи Софьины – двухэтажное здание, почти вплоть у стены, смотрящее за город. Что за странность? За кельями не водится, чтоб они смотрели в „мир“. А это с намерением опять: здесь на зубцах или около них на виселице качались пред окнами тела казненных стрельцов», – отмечает в мемуарах Н. П. Гиляров-Платонов. Интересно, что на рубеже 1720–1730-х гг. в монастыре жила Евдокия Лопухина, первая жена Петра, когда первый император давно почивал в могиле.

Новодевичий монастырь считается одним из самых необычных мест Москвы. «Хотите поехать в Новодевичий монастырь?» – спрашивает своего спутника героиня бунинских «Темных аллей», попутно рассказывая о визите на Рогожское кладбище. Даже Алексей Чаянов, успешно сочетавший экономические баталии с москвоведением, не удержался: «Мы вышли к стене Новодевичьего, туда, где аллеи лип спускаются к прудам… Какие-то птицы кружились между ветвей… Я взял ее за руку, холодную, как лед… Она остановилась, посмотрела на меня влажным, невидящим взором, улыбнулась и протянула ко мне свои руки. Не помня себя, я схватил ее в свои объятия и губами коснулся ее холодных губ».

Рассматриваемая нами эпоха ценна тем, что сохранила не только памятники церковного строительства, но и гражданские здания. При Петре городской ландшафт был украшен несколькими значительными памятниками. Надолго стала достопримечательностью Сухарева башня, ее окрестили «невестой Ивана Великого», несмотря на разницу в высоте.

В 1690-е годы стрелецкий полк Лаврентия Сухарева крепко стоял на защите интересов Петра, за что и был награжден вечным упоминанием в городской топонимике. Башню строил Михаил Чоглоков. Всем своим видом башня напоминала европейскую ратушу. Подобными яркими и запоминающимися формами Россия вступала в XVIII столетие.

За 200 лет здание успело послужить и астрономической обсерватории, и школам, и водопроводу, и музею, и раскинувшемуся вокруг пестрому рынку. Но запомнили башню, конечно, благодаря Якову Брюсу и знаменитому Нептунову обществу. «Что делает наш астролог, магик, алхимик или, просто, колдун, как называет его народ? Окончит ли он свой календарь с пророчеством на сто лет? Мерзнет ли по-прежнему на Сухаревой башне, гоняясь за звездами? Жарится ли в своей кузнице, стряпая золото и снадобье вечной жизни?» – писал И. И. Лажечников. Деятельность «чернокнижника» вошла в золотой фонд московских легенд и преданий.