Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени

В коллекции Государственного Русского музея есть три интереснейшие парсуны: Александра, Афанасия и Ивана Борисовичей Репниных. Все три являются важными источниками, хранящими облик придворного нобилитета раннего петровского периода. Князь Афанасий Борисович Репнин одет в «ферези». Есть основания полагать, что ферезь Афанасия Репнина была сшита из сукна и украшена по правому борту нашивкой «в виде петлиц из металлического „кружива“ с овальными пуговицами на концах». Костюм же князя Ивана Борисовича Репнина демонстрирует влияние польской моды на костюм знатного московита. Черная делия с горностаевым воротником, короткий зипун из атласа, сапоги с подвязками, которые мы видим на боярине, носили польские магнаты того времени. Единственными подлинно русскими атрибутами А. Репнина были прическа и жемчужные выкладки на шапке. Очевидно, что она принадлежит кисти мастера «Школы оружейной палаты». Поразительна схожесть русских парсун последней четверти с польскими портретами того же периода. П. В. Николаев по поводу близости костюма пишет: «Она вызвана не только лишь длиной или „европейскими“ чертами костюма, но и равной приверженностью польских и русских аристократов к предметам восточного производства, в частности, к богато украшенным персидским поясам. Ближайший аналог портрету Ивана Репнина – выполненный в 1620-х годах портрет Кшиштофа Збаражского из Львовского исторического музея». Что касается Александра Ивановича Репнина, то есть соблазн посчитать его вымышленной личностью. Однако это было бы ошибкой, поскольку анализ платья изображенного дает основания полагать, что мы имеем дело с подлинной исторической фигурой: Аникитой Ивановичем Репниным. Тому суждено было стать петровским фельдмаршалом. Вид, в котором А. И. Репнин предстает перед зрителем на парсуне, вполне соответствует офицеру Преображенского полка. Сине-зеленый цвет шапки, красные сапоги позволяют считать, что персонаж был офицером конкретной войсковой единицы. В записках Патрика Гордона значится, что офицеры этого полка в начале 1690-х годов носили верхнюю одежду, идентичную по цвету с солдатской. Портрет Аникиты Ивановича Репнина интересен еще и тем, что разительно отличается от двух предшествующих. Характер его исполнения недвусмысленно намекает на приверженность мастера западноевропейской традиции парадного портрета, в пользу чего говорит наличие архитектурно-пейзажного фона. Прочие же парсуны этого ряда носят отпечаток польского сарматизма.

Композиционная строгость, шаблонность, каноническая жесткость истекали из репрезентативной ее функции: служить статусным атрибутом. «Плоскостность, локальность цвета, орнаментальность», а также присутствие гербов как маркеров были основными свойствами парсуны, истекающими из ее статусного характера. Исключительные свойства человеческой натуры, тончайшие черты его характера, физиогномические нюансы не волновали авторов парсун. Выходить за пределы узкой задачи – точно вписать фигуру в канонический набор изобразительных, репрезентативных правил – им не было необходимости. Л. И. Лифшиц выразился по этому поводу интересным образом: «В отличие от „реалистического“ европейского портрета XVII века человек в парсуне, как на иконе, не принадлежит себе, он навечно выведен из потока времени, но при этом лицо его обращено не к Богу, а к реальной действительности. Синонимом вечности здесь является не Царство небесное, а история как пространство, заключающее в себе все героические деяния великих людей». Позволительно употребить даже сравнение с «великолепным цветником» или «гербарием», где «каждое лицо, украшенное орнаментальной рамой, занимает свое особое место» и обликом своим представляет примечательные события.

Изобразительное искусство

Основным сюжетом в живописи становится светский. Особым спросом пользуется портрет во всем многообразии его форм. Развивается камерный, парадный портрет, в рост, погрудный, двойной. Во главе угла постепенно встает человек, его личность, эмоциональная картина. Даже в Преображенской серии портретов, запечатлевшей лица шутов – членов Всепьянейшего собора, – уже читается внимание к индивидуальности, самоценности человеческого лица. Например, это остро заметно в портрете Якова Тургенева. Отражаются и реалии быта: в портрете Алексея Василькова обнаруживается элемент натюрморта. Но изобразительный мир Преображенской серии еще не порвал с XVII веком. Процитируем искусствоведа Е. Гаврилову: «Это последний, заключительный аккорд древнерусской живописи». Но нельзя не упомянуть, что эта серия создавалась под влиянием западноевропейской традиции шутовского портрета и была во многом обусловлена ею.