Наконец, один из основных трендов, от которых надо отталкиваться, — снижение стоимости труда и потребности в нем. Это крайне выгодный тренд для экономики, но очень опасный социально — он грозит высвобождением огромных масс трудовых ресурсов и необходимостью построения совершенно новых систем перераспределения и социального обеспечения. Однако многие футурологи преувеличивают опасность «тотальной безработицы». Мы уже проходили периоды взрывного роста производительности труда в мире, и никогда это не приводило к долговременному сокращению спроса на трудовые ресурсы. Чаще всего происходит изменение профиля востребованного труда. Уходили в прошлое кучера, фонарщики, машинистки — появлялись водители, электрики, программисты. Сейчас парикмахеры для собак, дизайнеры интерьеров и психотерапевты пришли на замену телефонисткам и операторам станков. Высвободившиеся люди не пополнили армию безработных, а освоили новые занятия в связи с новыми потребностями. И сегодня мы пользуемся десятками разных специалистов, которых 200 лет назад (да даже и 20) просто не было. У всех новых специалистов есть одна особенность — они работают в творческих профессиях и в тех, что требуют личного контакта.
Людям важно общение с себе подобными. Поэтому будет больше профессий, удовлетворяющих наш спрос на контакт с человеком. Чем особенны эти «профессии личного контакта», так это тем, что они географически локальны. Вы можете пользоваться в Москве трудом китайского сборщика айфона, но вы не можете пользоваться трудом китайского парикмахера или тайского массажиста, если он не приедет в Москву. Поэтому такие рынки труда будут локализовываться. А касательно производства… Если автоматический цех по сборке айфонов будет не важно, где иметь, поскольку цена инсталляции роботов везде одна, то зачем его иметь в Китае — чтобы потом оттуда эти айфоны везти в Америку? Роботизация решит проблемы международной дислокации производства, а Китаю как центру юго-восточной империи придется создавать свой рынок потребления и свою индустрию R&D и маркетинга — или провалиться экономически. А значит, через 100 лет мы будем иметь значительно более рваное распределение богатства, значительно более изолированные рынки товаров и, видимо, единый рынок технологий.
Сегодня мир освоил понятие бесконечных денег — денег, которых можно напечатать сколько угодно. Правительства освоили дефицитные бюджеты и механизмы налоговой и инфляционной конфискации. Это значит, что капитал больше нельзя будет сохранить в деньгах — равно как в золоте, бриллиантах или любом другом символе стоимости, реальной стоимости не имеющем. А роботизация будет идти все дальше и дальше, и настоящим капиталом будут становиться права на интеллектуальную собственность, информацию и владение машинами. Если ты владеешь таким капиталом, то ты — богатый человек, человек первого сословия. Если ты не владеешь роботами, ты должен быть хорошим профессионалом в нероботизируемых областях. Профессионалы будут вторым сословием, тоже обеспеченным и уважаемым. А третье сословие — основная масса людей без особых талантов, которые не могут применить свой труд (работают роботы!). Они, видимо, будут жить на базовый доход и воспроизводить население. Это будет трехсословный мир — владельцы капитала, профессионалы и потребители фиксированного дохода. В том, что касается личных доходов, неравенство, не исключено, будет гораздо большим, чем сейчас. Разница в возможностях владельца капитала, профессионала и получателя базового дохода окажется значительно больше, поскольку будет создано множество новых дорогих возможностей — возможность получать невиданный уровень сервиса, возможность существенно дольше жить, возможность совершенствовать свое тело, возможность жить в особо привлекательных местах.
Государства будут стремиться изымать у владельцев капитал (через налоги, в том числе — на наследство) — а владельцы будут постепенно терять сегодняшние возможности бегства от налогов: страны постепенно идут к соглашению о налоговой прозрачности и обложении капитала по месту применения. Так что, возможно, через 100 лет средняя ставка налога на капитальный доход будет намного выше, чем ставка налога на трудовой доход, — как это было 100–200 лет назад в развитом мире.