Россия в эпоху великих потрясений

Реформа была проведена в жизнь чрезвычайно энергично, однако с огромными нарушениями элементарных норм закона и права. Правительство, выступившее «в поддержку сильных», экспроприировало землю, принадлежавшую общине, и передало ее тем зажиточным крестьянам, которые пожелали выйти из общины. Пренебрегая всеми условиями общинного права, правительство передало им самые плодородные земли. Новым собственникам были предоставлены займы в размере до 90 процентов от стоимости земли для обустройства и развития фермерского хозяйства.

Столыпин очень гордился своей ролью земельного реформатора. Он даже пригласил зарубежных специалистов по аграрному вопросу, с тем чтобы они изучили работу, проделанную им и его правительством в деревне.

За 5 лет, с 1907 по 1911 год, система крестьянского землепользования претерпела значительные изменения. С какими же результатами?

Выступая на заседании IV Думы с речью, в которой я подверг резкой критике политические и экономические последствия столыпинской реформы, я процитировал слова хорошо известного немецкого эксперта по аграрному вопросу профессора Ауфхагена. После посещения большого числа русских деревень он писал: «Своей земельной реформой Столыпин разжег в деревне пламя гражданской войны».

По словам П. Н. Милюкова, другой зарубежный ученый, ярый сторонник Столыпина, профессор Приор, который тоже тщательно изучил земельную реформу, пришел к выводу, что цель реформы не была достигнута. И действительно, несмотря на все льготы и привилегии, к 1 января 1915 года лишь 2 719 000 крестьянских хозяйств можно было причислить к разряду частных владений (22–24 процента пригодных к обработке земель).

В большинстве своем крестьяне заняли неблагожелательную и даже враждебную позицию в отношении столыпинской реформы, руководствуясь двумя соображениями. Во-первых, и это самое главное, крестьяне не хотели идти против общины, а столыпинская идея о «поддержке сильных» противоречила крестьянскому взгляду на жизнь. Крестьянин не желал превращаться в полусобственника земли за счет своих соседей.

Во-вторых, более свободная политическая атмосфера, порожденная манифестом 17 октября, открывала перед крестьянством новые возможности экономического развития с помощью кооперативной системы, что более соответствовало крестьянскому складу ума.

* * *

Придя к власти, Столыпин обязался подавить революционное движение и умиротворить страну. И в этом отношении, как и в аграрном вопросе, он вновь продемонстрировал сильный характер и недостаточную политическую прозорливость.

К этому времени в России наступил период успокоения, естественным путем умирало революционное движение. Манифест 17 октября проложил путь к свободе и плодотворной политической деятельности. Так называемые крайности в период беспорядков, такие, как ограбление банков для «нужд» революционеров, убийства мелких чиновников как «врагов народа» и тому подобное поначалу вызывали у общественности замешательство, а затем негодование и осуждение. Вместо того чтобы, воспользовавшись такими настроениями людей, загасить тлеющие искры революционного пожара, сняв для этого напряжение в стране и вернув ее к нормальной жизни, Столыпин со всей силой обрушился на тех, кого сам ход событий уже сделал безвредными. Меры, которые первоначально предполагалось использовать для защиты страны от кратковременного народного взрыва, вскоре в руках победителей превратились в орудия личной мести. И чем спокойнее становилась обстановка в стране, тем скорее росло число арестованных, осужденных, высланных или казненных.

С помощью своей безжалостной политики «умиротворения» Столыпин рассчитывал завоевать поддержку большинства населения. Однако достиг он прямо противоположных результатов, и чем решительнее и тверже становилась его политика, тем решительнее звучали против нее протесты. Все образованные граждане России, независимо от их классовой принадлежности и исповедуемых взглядов, с чувством глубокого возмущения воспринимали каждое сообщение о новой расправе. Русское общественное мнение столь решительно осуждало каждый акт казни отнюдь не потому, что испытывало симпатии к революционному террору, который к тому времени выродился и сводился к проведению жалких актов насилия, а вследствие своего традиционного неприятия смертной казни. В высшей степени знаменательно, что Россия была одной из немногих стран, где была отменена смертная казнь за уголовные преступления.

Россия того времени не желала, чтобы правительство прибегало к кровавым расправам в отношении своих политических противников. Вот почему после учреждения столыпинских военно-полевых судов Л. Н. Толстой в своем глубоко волнующем обращении к правительству («Не могу молчать») потребовал положить конец казням. Вот почему один из выдающихся парламентских ораторов того времени умеренный либерал Ф. И. Родичев с трибуны Думы заклеймил Столыпина в глазах всей России, назвав палаческие петли «столыпинскими галстуками».