К середине января 1917 года специальный комитет во главе с начальником Петроградского военного округа, которым он командовал вплоть до 27 февраля 1917 года, генералом С. С. Хабаловым закончил разработку детального плана размещения в столице войск для совместных действий с полицией на случай беспорядков в столице.
Все войсковые соединения и полицейские подразделения, так же как и отряды жандармов, подчинялись теперь штабным офицерам, специально назначенным во все шесть подразделений, находящихся под началом главы городской полиции. В случае беспорядков первой должна была действовать полиция, затем казаки, а если потребует ситуация, в действие будут введены пулеметные части. По специальному приказу в городе была оставлена и передана под контроль градоначальника партия пулеметов, направленных Великобританией через Петроград на фронт.
Этот план, предусматривавший отношение к столице как к оккупированному городу, был абсурден и с самого начала обречен на провал. Царь, обеспокоенный разговором с Протопоповым, который выразил сомнение в надежности резервных войск в Петрограде, призвал для консультаций Хабалова. Выслушав его доклад, он немедленно отдал приказ генералу В. О. Гурко возвратить в казармы якобы на отдых два гвардейских кавалерийских полка и полк уральских казаков. Протопопов был в восторге от решения царя.
В свой последний разговор с Протопоповым, 22 февраля, царь движением головы попросил его выйти из апартаментов императрицы для беседы с ним tete-a-tete. В его голосе звучала тревога. Он сообщил Протопопову, что генерал Гурко самым возмутительным образом отказался выполнить его приказ и вместо полков личной гвардии, о направлении которых в Петроград он распорядился, послал туда морскую гвардию. Моряками командует Великий князь Кирилл, как и большинство других Великих князей – злейший враг царицы.
Император сообщил Протопопову о своем намерении немедленно отправиться в Ставку с тем, чтобы обеспечить переброску в столицу необходимых армейских подразделений и принять дисциплинарные меры в связи с поведением генерала Гурко. Протопопов умолял царя не задерживаться в Ставке более того, что абсолютно необходимо, и заручился его обещанием возвратиться не позднее, чем через восемь дней.
Перед тем как покинуть Петроград, царь подписал указы Сенату как об отсрочке, так и о роспуске Думы, не проставив на обоих даты, и вручил оба документа князю Голицыну.
По городу поползли слухи, будто Царское Село уже приняло решение покончить с Думой. Слухи с каждым днем все нарастали, вызывая всеобщее беспокойство. Все понимали, что в случае разгона Думы общественное мнение потеряет всякое значение.
Председатель Думы Родзянко отправился с всеподданейшим докладом к царю.
«Правительство, – сказал Родзянко, – все ширит пропасть между собой и народным представительством. Министры всячески устраняют возможность узнать Государю истинную правду… С прежней силой возобновились аресты, высылки, притеснения печати. Под подозрением находятся даже те элементы, на которые раньше всегда опиралось правительство, под подозрением вся Россия. Государственной думе грозят роспуском. При всех этих условиях никакие героические усилия… предпринимаемые Председателем Государственной думы, не могут заставить Государственную думу идти по указке правительства, и едва ли Председатель, принимая со своей стороны для этого какие-либо меры, был бы прав и перед народным представительством, и перед страной. Государственная дума потеряла бы доверие к себе страны, и тогда, по всему вероятию, страна, изнемогая от тягот жизни, ввиду создавшихся неурядиц в управлении, сама могла бы стать на защиту своих законных прав. Этого допустить никак нельзя. Это надо всячески предотвратить, и это составляет нашу основную задачу».
Царь, явно раздраженный позицией Родзянко, предупредил его, что Думе будет позволено продолжить заседания лишь в том случае, если «она не допустит новых непристойных выпадов в адрес правительства», и отказался дать согласие на просьбу Родзянко об удалении наиболее непопулярных министров. В ответ на высказанные Родзянко опасения по поводу реакции общественного мнения и его намеки на возможность насильственных действий снизу Николай заявил, что имеющаяся в его распоряжении информация свидетельствует «совсем об обратном».
На грани отчаяния Родзянко высказал свои «самые худшие предчувствия… и убеждение», что это его последний доклад. «Я по всему вижу, что вас повели на самый опасный путь… вы хотите распустить Думу… Еще есть время; еще возможно все изменить и дать стране ответственное правительство. Видимо, этому не суждено сбыться. Ваше Величество, вы выражаете несогласие со мной, и все останется как было…Я вас предупреждаю, я убежден, что не пройдет трех недель, как вспыхнет такая революция, которая сметет вас, и вы уже не будете царствовать». Пророчество Родзянко вскоре сбылось.
Февральская революция