Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756–1763) и российское общество

Миссия Кейзерлинга имела неожиданные последствия для германской политики России в целом. Еще 4 (15) июня 1745 г. он сообщил Елизавете Петровне, что курфюрст Майнца ничего так не желает, «как чтоб дружба между обоими Империями не токмо во веки пребывала, но и теснеишим образом к толь наивящему общему благу, безопасности и пользе наипаче сопряжена и утверждена быть могла», ибо тогда все «неприятели мира», взирая на «такой узл дружбы», не станут по своему произволу нарушать безопасность и тишину в Германии228. Уже после вручения Кейзерлингу рекредитивной грамоты курфюрст высказался через своего министра о том, что России и Священной Римской империи необходимо заключить «взаимную дружественную и оборонителную алианцию» (eine solche mutuelle Freundschafts- und Defensiv Alliance) для совместной защиты от врагов на севере и на востоке (вероятно, речь шла о Франции и Османской империи) и что Коллегия курфюрстов готова способствовать этому на рейхстаге. Дипломат подчеркивал, насколько важной является позиция архиепископа Майнца как первого курфюрста и эрцканцлера империи, который председательствует в коллегии, «на сеймах Директорию отправляет и следовательно первоначальствующий и инструмент всем имперским действам есть»229. Новоизбранный император Франц I, по слухам, тоже намеревался способствовать созданию этого союза, который мог бы служить «общей безопасности и благополучию»230. Когда же в ноябре 1745 г. до Франкфурта дошло известие, что Елизавета Петровна в силу оборонительного договора с Саксонией 1744 г. собирается выставить 12-тысячный корпус в помощь Фридриху Августу II, представители некоторых курфюрстов выразили надежду, что таким образом удастся сокрушить злобные намерения Франции и ее союзников. Так, министр курфюрста Майнца высказывал мнение, что это ускорит заключение союза между Россией и Священной Римской империей231.

Кейзерлинг тоже считал Францию главным врагом империи. На его глазах она пыталась вмешаться в выборы императора, ссылаясь на право гаранта Вестфальского мира 1648 г. и объявляя себя выразителем мнений имперских штатов и защитником имперской конституции232. Версальский двор требовал проводить процедуру строго по букве Золотой буллы 1358 г., установившей среди прочего порядок выборов императора. Кейзерлинг считал, что гарантия Франции распространяется только «на дела о вере и принадлежащие к тому имперские уставы» (die Religionssache und dahin gehorige Reichs-Satzungen), а не на фундаментальные имперские законы (Fundamental-Gesetze des Reichs), каким являлась Золотая булла, не упомянутая в Вестфальских договорах233. На самом деле все обстояло гораздо сложнее. Франция заключила с империей Мюнстерский договор, а Швеция – Оснабрюкский договор, одновременно гарантировав не только свои международные обязательства, но и систему соглашений между имперскими штатами. Следовательно, обе державы могли обсуждать и религиозные вопросы, и вопросы войны и мира. Вестфальские договоры в историографии принято рассматривать как конституционный акт империи наряду с другими фундаментальными законами, включая Золотую буллу, которая, кстати, была упомянута в обоих договорах. На практике право гарантии было ограничено положением о том, что все споры должны были рассматриваться сначала в имперских судах, а функции гарантов запускались только в том случае, если спор не был разрешен мирным путем в течение трех лет234.

В рескрипте от 7 декабря 1745 г. Елизавета Петровна, отмечая, что ни от одного из германских дворов, в том числе римско-императорского, она никаких предложений о союзе не получала, задала резонный вопрос: «в чем такой представляемой союз состоять и на что клониться будет?» Кейзерлингу предписывалось разговоры о союзе не инициировать, а в случае необходимости «держаться генеральных терминов», ссылаясь на отсутствие инструкций, и посоветовать курфюрсту Майнца напрямую обратиться в Петербург, заметив от себя, что российскому двору это предложение без сомнений «не неприятно будет»235.