Читаем Россия в глобальном конфликте XVIII века. Семилетняя война (1756−1763) и российское общество полностью

В ответ на эту просьбу рескриптом от 11 мая 1746 г. Кейзерлинг был произведен в действительные тайные советники и назначен полномочным министром к прусскому двору[242]. Дипломат не позволил себе комментировать новое назначение, но, скорее всего, был им разочарован, ведь в реляции от 4 (15) апреля он писал, что с первых дней правления Фридриху II были тесны границы его наследственных земель и все его предприятия направлены на то, чтобы сделать свою державу одной из первых и сильнейших в Европе, обладающей весом в мире. Король прекрасно понимал, что его цели не соответствуют российским интересам, и потому пытался склонять всех кого можно против России, чтобы она не препятствовала его замыслам[243].

Фридрих II, напротив, не скрывал досады по поводу назначения Кейзерлинга, но поскольку не мог ничего изменить, то решил переманить его на свою сторону. В письме военному и государственному министру графу Генриху фон Подевильсу (Heinrich von Podewils, 1696–1760) от 31 августа 1746 г. король отметил: «Эти люди знают, что я не люблю Кейзерлинга, и они правы, но вы должны их обмануть, сказав, что [это назначение] доставило мне большое удовольствие и что я расценил его как особый знак внимания со стороны императрицы, приславшей ко мне человека из семьи, члена которой я так любил и который недавно умер. И нужно говорить в таком тоне на публике»[244]. Фридрих II имел в виду своего ближайшего друга юности – троюродного брата российского дипломата барона Дитриха фон Кейзерлинга по прозвищу Цезарион, скончавшегося 2 (13) августа 1745 г.[245] Однако уже в октябре 1746 г. прусский король с удовлетворением отмечал, что российский дипломат, вопреки курсу на сближение с Австрией, одобряет не все действия венского двора.

В августе 1746 г., накануне возобновления заседаний рейхстага, Мария Терезия попыталась добиться от Фридриха II гарантии Прагматической санкции в обмен на гарантию Дрезденского мира со стороны всех имперских штатов (Reichsgarantie), в которой прусский король был заинтересован. Берлинский двор в ответ заявил, что еще в 1731 г. покойный король Фридрих Вильгельм I (1688–1740) специальной декларацией обещал Карлу VI содействовать гарантии Прагматической санкции рейхстагом и слово свое сдержал: в феврале 1732 г. империя гарантировала дочери императора Марии Терезии австрийское наследство. Этой декларации предшествовали два соглашения – 1726 г. и 1728 г. – между королем и императором[246]. Вновь возвращаясь к этому вопросу, венский двор хотел обезопасить себя от возможного нападения со стороны Пруссии, поскольку статьей 8 Дрезденского мира Фридрих II гарантировал Габсбургам только их владения в Германии (т. е. в Священной Римской империи). Статья 9 гласила, что король Великобритании, вновь выступивший посредником, приложит все усилия к заключению общего мира в Европе, участники которого должны будут гарантировать Фридриху II и Марии Терезии уже все их владения. Однако прусский король не собирался давать императрице-королеве никаких дополнительных гарантий. Более того, позиция Вены, видимо, подтолкнула его отозвать предложение, сделанное российскому двору 9 (20) мая 1746 г., «приступить» к Дрезденскому договору, став его гарантом. Вместо этого 29 августа (9 сентября) Фридрих II неожиданно предложил Елизавете Петровне присоединиться к Бреславльскому трактату 1742 г. и гарантировать ему Силезию и Глац. Императрица была удивлена сменой позиции прусского короля и отказала ему, попутно напомнив, что уже была гарантом Берлинского договора 1742 г и что еще на этапе переговоров о заключении Дрезденского мира в 1745 г. он отклонил предложение Марии Терезии о гарантии Россией этого договора. При этом Елизавета Петровна продолжала называть обоих монархов своими союзниками[247].

Кейзерлинг всегда считал, что право и правда в Войне за австрийское наследство были на стороне Марии Терезии, защищавшей свои земли[248], но в ее споре с Фридрихом II о гарантии Прагматической санкции высказался в пользу последнего, считая, что не следует выдвигать дополнительных условий, когда имеющиеся договоренности были достигнуты с таким трудом. В беседе с пфальцским посланником на рейхстаге в октябре 1746 г. он даже якобы заявил, что венский двор предлагает ложное толкование статей 8 и 9 Дрезденского мира и что российский двор не будет помогать ему в этом деле, поскольку «наши договоры не распространяются на поддержку беззаконий». Фридрих II был весьма доволен таким ответом, решив, что ему удастся расположить к себе Кейзерлинга и извлечь пользу из общения с ним[249].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука