Россия в канун войны и революции. Воспоминания иностранного корреспондента газеты «Таймс»

Со всей определенностью признавая, таким образом, что самодержавие и высокоцентрализованное управление были необходимы в первую очередь для создания, а затем и для сохранения национальной независимости, мы не должны закрывать глаза на пагубные последствия этой печальной необходимости. Такова природа вещей, что правительство, стремясь осуществить свои замыслы, которых его подданные не разделяли и не понимали, неизбежно отдалилось от народа; безрассудная поспешность и жесткость, с которыми оно пыталось осуществить свои планы, вызвали в массах дух решительного сопротивления. Значительная часть народа долгое время видела в царях-реформаторах воплощение зла, а цари, в свою очередь, видели в народе сырье для осуществления политических проектов. Эти своеобразные отношения между народом и правительством легли в основу всей системы управления. Власть искони воспринимала людей как малолетних детей, неспособных осознать ее политические цели и даже не вполне годных к тому, чтобы позаботиться о собственных же местных делах. Чиновники, разумеется, действовали в том же духе. Ища руководства и одобрения только со стороны начальства, они систематически третировали тех, над кем были поставлены, словно побежденного противника или людей второго сорта. Таким образом, государство стало рассматриваться как абстрактное образование, интересы которого всецело отличны от интересов составляющих его людей; и во всех делах с участием государственных интересов права людей безжалостно приносятся в жертву.

Если мы вспомним, что трудности централизованного управления прямо пропорциональны масштабам и территориальному разнообразию управляемой страны, то нам будет легко понять, насколько медленно и несовершенно административный аппарат работает в России, и это неизбежно. Весь обширный регион, простирающийся от Северного Ледовитого океана до Каспийского моря и от берегов Балтики до границ Поднебесной, управляется из Санкт-Петербурга. Истинный бюрократ испытывает неподдельный ужас перед формальной ответственностью и, как правило, старается ее избежать, забирая все дела из рук подчиненных и передавая их на усмотрение вышестоящих властей. Поэтому, как только дела попадают в административную машину, они начинают подниматься вверх и, вероятно, когда-нибудь дойдут до кабинета министра. Из-за этого министерства наводнены бумагами со всех уголков империи, зачастую самыми банальными; и высшие должностные лица, имей они даже глаза многоокого Аргуса и руки сторукого Бриарея, просто не в состоянии добросовестно выполнять возложенные на них обязанности. На самом же деле российское высшее начальство не похоже ни на Аргуса, ни на Бриарея. В большинстве своем оно не демонстрирует ни широких, ни глубоких познаний о стране, которой ему положено управлять, и, как видно, никогда не страдает нехваткой свободного времени.

Помимо неизбежных зол чрезмерной централизации, России пришлось немало пострадать от взяточничества, продажности и вымогательства со стороны чиновников. Когда Петр Великий однажды предложил повесить каждого, кто наворует на сумму, достаточную для покупки веревки, его генерал-прокурор откровенно ответил, что, если его величество воплотит свой замысел, в стране не останется чиновников. «Все мы воруем, – добавил сей достойный муж, – с тем только различием, что один более и приметнее, нежели другой». С тех пор, как были сказаны эти слова, прошло почти два столетия, и все это время Россия неуклонно развивалась, но вплоть до восшествия на престол Александра II в 1855 году в моральном облике администрации мало что изменилось. Кое-кто из старожилов еще помнит время, когда они без особого преувеличения могли бы повторить слова петровского генерал-прокурора.