Россiя въ концлагере

Я "жалую"... На лицe Поккална неодобренiе переходитъ въ полную растерянность. Начальникъ отдeла снабженiя, который при появленiи секретаря поднялся было и подхватилъ свой портфель, остается торчать столбомъ съ видомъ полнаго недоумeнiя. Я вхожу въ кабинетъ и думаю: "Вотъ это клюнулъ... Вотъ это глотнулъ"...

Огромный кабинетъ, обставленный съ какою-то выдержанной, суровой роскошью. За большимъ столомъ -- "самъ" Успенскiй, молодой сравнительно человeкъ, лeтъ тридцати пяти, плотный, съ какими-то, безцвeтными, свeтлыми глазами. Умное, властолюбивое лицо. На Соловкахъ его называли "Соловецкимъ Наполеономъ"... Да, этого на мякинe не проведешь... Но не на мякинe же я и собираюсь его провести...

Онъ не то, чтобы ощупывалъ меня глазами, а какъ будто какимъ-то точнымъ инструментомъ измeрялъ каждую часть моего лица и фигуры.

-- Садитесь.

Я сажусь.

-- Это вашъ проектъ?

-- Мой.

-- Вы давно въ лагерe?

-- Около полугода.

-- Гмъ... Стажъ невеликъ. Лагерныя условiя знаете?

-- Въ достаточной степени для того, чтобы быть увeреннымъ въ исполнимости моего проекта. Иначе я вамъ бы его и не предлагалъ...

На лицe Успенскаго настороженность и, пожалуй, недовeрiе.

-- У меня о васъ хорошiе отзывы... Но времени слишкомъ мало. По климатическимъ условiямъ мы не можемъ проводить праздникъ позже середины августа. Я вамъ совeтую всерьезъ подумать.

-- Гражданинъ начальникъ, у меня обдуманы всe детали.

-- А ну, разскажите...

Къ концу моего коротенькаго доклада Успенскiй смотритъ на меня довольными и даже улыбающимися глазами. Я смотрю на него примeрно такъ же, и мы оба похожи на двухъ жуликоватыхъ авгуровъ.

-- Берите папиросу... Такъ вы это все беретесь провести? Какъ бы только намъ съ вами на этомъ дeлe не оскандалиться...

-- Товарищъ Успенскiй... Въ одиночку, конечно, я ничего не смогу сдeлать, но если помощь лагерной администрацiи...

-- Объ этомъ не безпокойтесь. Приготовьте завтра мнe для подписи рядъ приказовъ -- въ томъ духe, о которомъ вы говорили. Поккалну я дамъ личныя распоряженiя...

-- Товарищъ Поккалнъ сейчасъ здeсь.

-- А, тeмъ лучше...

Успенскiй нажимаетъ кнопку звонка. {348}

-- Позовите сюда Поккална.

Входитъ Поккалнъ. Нeмая сцена. Поккалнъ стоитъ передъ Успенскимъ болeе или менeе на вытяжку. Я, червь у ногъ Поккална, сижу въ креслe не то, чтобы развалившись, но все же заложивъ ногу на ногу, и покуриваю начальственную папиросу.

-- Вотъ что, товарищъ Поккалнъ... Мы будемъ проводить общелагерную спартакiаду. Руководить ея проведенiемъ будетъ т. Солоневичъ. Вамъ нужно будетъ озаботиться слeдующими вещами: выдeлить спецiальные фонды усиленнаго питанiя на 60 человeкъ -- срокомъ на 2 мeсяца, выдeлить отдeльный баракъ или палатку для этихъ людей, обезпечить этотъ баракъ обслуживающимъ персоналомъ, дать рабочихъ для устройства тренировочныхъ площадокъ... Пока, товарищъ Солоневичъ, кажется, все?

-- Пока все.

-- Ну, подробности вы сами объясните тов. Поккалну. Только, тов. Поккалнъ, имeйте въ виду, что спартакiада имeетъ большое политическое значенiе и что подготовка должна быть проведена въ порядкe боевого заданiя...

-- Слушаю, товарищъ начальникъ...

Я вижу, что Поккалнъ не понимаетъ окончательно ни черта. Онъ ни черта не понимаетъ ни насчетъ спартакiады, ни насчетъ "политическаго значенiя".

Онъ не понимаетъ, почему "боевое заданiе" и почему я, замызганный, очкастый арестантъ, сижу здeсь почти развалившись, почти какъ у себя дома, а онъ, Поккалнъ, стоитъ на вытяжку. Ничего этого не понимаетъ честная латышская голова Поккална.

-- Товарищъ Солоневичъ будетъ руководить проведенiемъ спартакiады, и вы ему должны оказать возможное содeйствiе. Въ случаe затрудненiй, обращайтесь ко мнe. И вы тоже, товарищъ Солоневичъ. Можете идти, т. Поккалнъ. Сегодня я васъ принять не могу.

Поккалнъ поворачивается налeво кругомъ и уходитъ... А я остаюсь. Я чувствую себя немного... скажемъ, на страницахъ Шехерезады... Поккалнъ чувствуетъ себя точно такъ же, только онъ еще не знаетъ, что это Шехерезада...

Мы съ Успенскимъ остаемся одни.

-- Здeсь, т. Солоневичъ, есть все-таки еще одинъ неясный пунктъ. Скажите, что это у васъ за странный наборъ статей?

Я уже говорилъ, что ОГПУ не сообщаетъ лагерю, за что именно посаженъ сюда данный заключенный. Указывается только статья и срокъ. Поэтому Успенскiй рeшительно не знаетъ, въ чемъ тутъ дeло. Онъ, конечно, не очень вeритъ въ то, что я занимался шпiонажемъ (ст. 58, п. 6), что я работалъ въ контръ-революцiонной организацiи (58, 11), ни въ то, что я предавался такому пороку, какъ нелегальная переправка совeтскихъ гражданъ за границу, совершаемая въ видe промысла (59, п. 10). Статью, карающую за нелегальный переходъ границы и предусматривавшую въ тe времена максимумъ 3 года, ГПУ изъ скромности не использовало вовсе. {349}

Во всю эту ахинею Успенскiй не вeритъ по той простой причинe, что люди, осужденные по этимъ статьямъ всерьезъ, получаютъ такъ называемую, птичку или, выражаясь оффицiальной терминологiей, "особыя указанiя" и eдутъ въ Соловки безъ всякой пересадки.