Россия в концлагере

– А вы, молодой человек, не кочевряжьтесь. Берите пример со старших, те отказываться не будут. Это хлеб трудовой. Чинил проводку и от пролетарской барыни на чаек, так сказать, получил.

Монтеры и вообще всякий трудовой народ ухитрялись даже здесь в лагере заниматься кое-какой частной практикой. Кто занимался проводкой и починкой электрического освещения у вольнонаемных, то есть в чекистских квартирах, кто из ворованных казенных материалов мастерил ножи, серпы или даже косы для вольного населения, кто чинил замки, кто занимался «внутренним товарооборотом» по такой примерно схеме: монтеры снабжают кабинку мукомолов спертым с электростанции керосином, мукомолы снабдят монтеров спертой с мельницы мукой – все довольны, и все сыты. Не жирно, но сыты. Так что, например, Мухин высушивал на печке почти весь свой пайковый хлеб и слал его через подставных, конечно, лиц на волю в Питер своим ребятишкам. Вся эта рабочая публика жила дружно и спаянно, в актив не лезла, доносами не занималась, выкручивалась, как могла и выкручивала, кого могла.

Ленчик взял свой ломоток белого хлеба и счел своим долгом поддержать Середу:

– Как сказано в писании, дают – бери, а бьют – беги. Середа у нас парень умственный. Он жратву из такого места выкопает, где десятеро других с голоду бы по дохли. Говорил я вам, ребята у нас гвозди, при старом режиме сделаны, не то, что какая-нибудь советская фабрикация.

– Ленчик похлопал по плечу Пиголицу. – Не то, что вот выдвиженец этот.

Пиголица сумрачно отвел плечо.

– Бросил бы ты трепаться, Ленчик. Что это ты все про старый режим врешь? Мало тебя что ли по морде били?

– Насчет морды не приходилось, браток. Не приходилось. Конечно, люди мы простые. По пьяному делу – не без того, чтобы потасовочку завести. Был грех, был грех. Так я, браток, на свои деньги пил, на заработанные. Да и денег у меня, браток, довольно было, чтобы и выпить и закусить и машину завести, чтоб играла вальс «Дунайские волны». А ежели перегрузочка случалась, это значит – «Извозчик, на Петербургскую, двугривенный!» За двугривенный две версты барином едешь. Вот как оно, браток.

– И все ты врешь. – сказал Пиголица. – Уж врал бы в своей компании, черт с тобой.

– Для нас, браток, всяк человек – своя компания.

– Наш Пиголица, – вставил свое разъяснение Середа, – парень хороший. Что он несколько волком глядит, ото оттого; что в мозгах у него малость промфинплана не хватает. И чего ты треплешься, чучело? Говорят люди, которые «почище твоего видали. Сиди и слушай. Про хорошую жизнь в лагере вспоминать приятно.

– А вот я послушаю. – раздраженно сказал Пиголица. – Все вы старое хвалите, как сговорились. А вот я свежего человека спрошу.

– Ну, ну. Спроси.

Пиголица испытующе уставился в меня.

– Вы, товарищ, старый режим, вероятно, помните?

– Помню.

– Значит и закусочку и выпивку покупать приходилось?

– Не без того.

– Вот старички эти меня разыгрывали. Ну, они сговорившись. Вот, скажем, если Ленчик дал бы мне в старое время рубль и сказал – пойди купи, – дальнейшее Пиголица стал отсчитывать по пальцам: – Полбутылки водки, фунт колбасы, белую булку, селедку, два огурца да… что еще? Да еще папирос коробку; так сколько с рубля будет сдачи?

Вопрос Пиголицы застал меня несколько врасплох. Черт его знает, сколько все это стоило. Кроме того, в советской России не очень уж удобно вспоминать старое время, особенно не в терминах официальной анафемы. Я слегка замялся. Мухин посмотрел на меня со своей невеселой улыбкой.

– Ничего, не бойтесь. У парня в голове путаница. А так он парень ничего, в стукачах не работает. Я сам понимаю, полбутылки…

– А ты не подсказывай. Довольно уже разыгрывали. Ну, так сколько будет сдачи?

Я стал отсчитывать тоже по пальцам: полбутылки примерно четвертак; колбаса, вероятно, тоже (Мухин подтверждайте кивнул головой, а Пиголица беспокойно оглянулся на него), булка – пятак, селедка – три копейки, огурцы тоже вроде пятака, папиросы… Да, так с двугривенный сдачи будет.

– Никаких сдачей! – восторженно заорал Ленчик. – Кутить, так кутить. Гони, Пиголица, еще пару пива и четыре копейки сдачи. А? Видал миндал?

Пиголица растерянно и подозрительно осмотрел всю компанию.

– Что? – спросил Мухин. – Опять скажешь, сговорились?

Вид у Пиголицы был мрачный, но отнюдь не убежденный.

– Все это ни черта подобного. Если бы такие цены были и революции никакой не было бы. Ясно.

– Вот такие-то умники вроде тебя революцию и устраивали.

– А ты не устраивал?

– Я?

– Ну да, ты?

– Таких умников и без меня хватало, – не слишком искренно ответил Середа.

– Тебе, Пиголица, – вмешался Ленчик, – чтобы прорыв в мозгах заткнуть, по старым ценам не иначе, как рублей тысячу пропить было нужно. Ох и балда, прости Господи! Толкуешь тут ему, толкуешь. Заладил про буржуев, а того, что под носом, так ему не видать.

– А тебе буржуи нравятся?

– А ты видал буржуя?

– Не видал, а знаю.