Россия в концлагере

Иногда днем приходилось эти болота обходить. Иногда даже днем, когда ни вправо, ни влево болоту и конца не было видно, мы переглядывались и перли на Миколу Угодника. Тогда 500-700 метров нужно было пройти с максимальной скоростью, чтобы возможно меньше времени быть на открытом месте. Мы шли, увязая по колена, проваливаясь по пояс, пригибаясь к земле, тщательно используя для прикрытия каждый кустик и выбирались на противоположный берег болота выдохшимися окончательно. Это были наиболее опасные места нашего пути. Очень плохо было и с переправами.

На первую из них мы натолкнулись поздно вечером. Около часу шли в густых и высоких, выше роста, зарослях камыша. Заросли обрывались над берегом какой-то тихой и неширокой; метров 20 речки. Пощупали брод - брода не было. Трехметровый шест уходил целиком у берега даже, где на дне прощупывалось что-то склизкое и топкое. Потом мы сообразили, что это в сущности и не был берег в обычном понимании этого слова. Это был плавающий слой мертвого камыша, перепутанных корней, давно перегнившей травы - зачаток будущего торфяного болота. Прошли с версту к югу. Та же картина, решили переправляться вплавь. Насобирали сучьев, связали нечто вроде плотика, веревки для этой цели у нас были припасены; положили на него часть нашего багажа; я разделся, тучи комаров тотчас же облепили меня густым слоем; вода была холодна, как лед, плотик еле держался на воде. Мне пришлось сделать шесть рейсов туда и обратно, пока весь наш багаж не был переправлен, пока я не иззяб окончательно до костей и пока не стемнело совсем. Потом переплыл Юра, и оба мы, иззябшие и окоченевшие, собрали свой багаж и почти ощупью стали пробираться на сухое место.

Сухого места не было. Болото, камыш, наполненные водой ямы тянулись, казалось, без конца. Кое-где попадались провалы - узкие «окна» в бездонную торфяную жижу. И идти было нельзя, опасно и не идти было нельзя, замерзнем. Костра же развести и не из чего и негде. Наконец, взобрались на какой-то пригорок, окутанный тьмой и туманом. Разложили костер. С болота доносилось кряканье диких уток. Глухо шумели сосны. Ухала какая-то болотная нечисть. Но над карельской тайгой не было слышно ни одного человечьего звука. Туман надвигался на наше мокрое становище, окутал ватной пеленой ближайшие сосны. Мне казалось, что мы безнадежно и безвылазно затеряны в безлюдьи таежной глуши, и вот будем идти так день за днем, будем идти годы, и не выйти нам из лабиринта ржавых болот, тумана, призрачных берегов и призрачного леса. А лес местами был действительно каким-то призрачным. Вот стоит сухой ствол березы. Обопрешься о него рукой, и он разваливается в мокрую плесень. Иногда лежит по дороге какой-то сваленный бурей гигант. Становишься на него ногой, и нога уходит в мягкую трухлявую гниль.

Наломали еловых веток, разложили на мокрой земле какое-то подобие логова. Костер догорал. Туман и тьма надвинулись совсем вплотную. Плотно прижались друг к другу, и я заснул тревожным болотным сном.

Переправ всего было восемь. Одна из них была очень забавной. Я в первый раз увидел, как Юра струсил.

Ярким августовским днем мы подошли к тихой лесной речушке, метров пять ширины и метра полтора глубины. Черное от спавшей хвои дно. Абсолютно прозрачная вода. Невысокие, поросшие ольшаником берега обрывались прямо вводу. Раздеваться и переходить речку в брод не хотелось. Прошли по берегу в поисках более узкого места. Нашли поваленную бурей сосну, ствол которой был перекинут через речку. Средина ствола прогнулась; и его покрывали вода и тина. Юра решительно вскарабкался на ствол и зашагал на ту сторону.

- Да ты возьми какую-нибудь палку опереться.

- А, ни черта.

Дойдя до средины ствола, Юра вдруг сделал несколько колебательных движений тазом к руками и остановился, как завороженный. Мне было ясно видно, как побледнело его лицо и судорожно сжались челюсти, как будто он увидал что-то страшное. Но на берегу не было видно никого, а глаза Юры были устремлены вниз, на воду. Что это, не утопленник ли там? Но вода была прозрачна, и на дне не было ничего. Наконец, Юра сказал глухим и прерывающимся голосом:

- Дай палку.

Я протянул ему жердь. Юра, не глядя на нее, нащупал ее конец, оперся о дно и вернулся на прежний берег. Лицо его было бледно, а на лбу выступил пот.

- Да что с тобой?

- Скользко, - сказал Юра глухо.

Я не выдержал. Юра негодующе посмотрел на меня. Что тут смеяться? Но потом и на его лице появилось слабое подобие улыбки.

- Ну и сдрейфил же я.

- То есть, с чего?

- Как, с чего? Упал бы в воду - от нашего сахара ни крошки бы не осталось.