Россия в огне Гражданской войны: подлинная история самой страшной братоубийственной войны

Уже, наверное, не осталось людей, которые хотя бы раз в жизни не слышали этих знаменитых строк Марины Цветаевой. Какую книгу о Гражданской войне ни откроешь – обязательно наткнешься на них. Кто-то ограничивается одной строчкой, кто-то цитирует стихотворение полностью. Дошло уже до того, что авторы не расшифровывают смысл. Дескать, и так всем все понятно, чего время-то терять? А я вот в свойственной мне отвратительной манере вопрос задам. Как всегда, простой. А что, собственно, понятно из этих известных строк прекрасной русской поэтессы?

Не торопитесь сразу отвечать. Подумайте. Все повторяют вслед за Цветаевой про Вандею, но даже не подозревают, насколько же несопоставимо это сравнение с событиями зимы 1918 года. Я напоминаю, что те события во Франции современники характеризовали как объединение религиозных и преданных знати крестьян, которые под руководством мелкого дворянства пытались восстановить монархию и спасти католицизм. Как мы понимаем, с генералом Корниловым и его армией здесь нет ничего общего. Религиозный фактор не был ключевым у первых белогвардейцев, хотя определенное значение, безусловно, имел. Говорить о том, что основой добровольцев были преданные знати крестьяне, конечно же, можно, но только если принципиально не изучать не то что архивные документы, но даже опубликованные хорошими по нынешним меркам тиражами работы современных историков. Наконец, восстанавливать монархию Корнилов на том этапе точно не собирался. И при всем этом – все равно Вандея.

Согласимся, образ сильный и запоминающийся. И совершенно понятно, почему он активно использовался участниками событий. Им нужен был символ в противовес символизму французской революции у большевиков. Только и всего. Но как большевики с большим отрывом превзошли своих идейных предшественников, так и донская Вандея не идет ни в какое сравнение с французским аналогом. Не потому, что «дым отечества нам сладок и приятен», а в силу своего влияния на последующие процессы.

С тех пор прошел уже без малого век, но в обществе до сих пор нет не то что примирения, а хотя бы элементарного понимания того, почему русская смута шла с таким ожесточением. Почему те русские, которые вынуждены были по итогам Гражданской войны покинуть Россию, долгие годы жили с одной мыслью: «Война еще не закончилась»? Почему тысячи эмигрантов оказались на стороне фашистской Германии, сделав роковой для себя выбор? Что должно было произойти с человеком, чтобы он присоединился к тем, кто идет уничтожать его же народ?

Начиная работать над этой книгой, я специально поинтересовался у своих читателей в твиттере: «Закончилась ли Гражданская война?» Сотни ответов. Градус радикализма суждений меня неприятно поразил. Такое впечатление, что одна половина до сих пор примеряет вечерами пыльные шлемы комиссаров, а вторая – спит и видит себя в ладной офицерской гимнастерке Марковского полка. Истоки этого – в холодной зиме 1918 года. В Ростове. Если угодно – в той самой Донской Вандее.

В начале русской смуты не было ничего романтичного. Оркестр не играл встречный марш, а гимназистки не махали вслед платочками, утирая слезы восторга. Скорее напротив: все было исключительно буднично.

Ночь на знакомую всем дату – то самое 23 февраля. Ростов погружен в кромешную темноту. Город спит и не подозревает, что в эти самые минуты Добровольческая армия уходит в свой первый поход. Это потом он станет легендарным Ледяным, а его участники будут заслуженно гордиться своим статусом первопоходников. Это потом его опишут в сотнях книг и тысячах статей, а знак участника Кубанского похода на колодке георгиевских цветов станет символом русской контрреволюции. Все это будет потом. В ту ночь об этом никто не думал – не до того было людям.

Холодный ветер и одиночные ружейные выстрелы, сухо скрепит снег под сапогами. Немногочисленные участники похода не стремились укрыться от непогоды в теплых квартирах или шумных ростовских трактирах. Со стороны они казались обреченными. Редкие прохожие и не догадывались, что эти люди в военной форме готовы бросить вызов не только холоду и снегу, не признаваемому ими новому правительству России и инертности масс. Они бросали вызов самим себе. Делать это им было привычно.

Рядом стоят живые легенды русской императорской армии: генералы Алексеев, Корнилов, Деникин, Марков, Романовский. Овеянные славой первые корниловцы полковник Неженцев и штабс-капитан Скоблин, командир георгиевского батальона полковник Тимановский и последний командир лейб-гвардии Преображенского полка полковник Кутепов. Неподалеку в шеренгах стоят будущие легенды всего Белого движения на Юге России: тогда еще прапорщик Ларионов и поручик Левитов, штабс-капитаны Марченко и Бузун. Перечислять можно долго.

В их облике не было напускного геройства. Никакой рисовки. Полная концентрация.