Россия в середине XVIII в.: Борьба за наследие Петра.

Однако долгое время попытки группировки Шувалова — Воронцова поколебать положение канцлера не приносили реальных результатов. Переговоры о восстановлении русско-французских отношений могли и не увенчаться успехом, несмотря на богатые подарки соболями маркизе Помпадур: ведь никто заранее не мог сказать, что предъявит в качестве контраргумента умудренный многолетним опытом интриг Бестужев-Рюмин. Во время сближения русского и французского дворов он уверенно вел переговоры с противником Версаля — Англией о заключении очередной субсидной конвенции, подобной тем, которые были подписаны в 1746 и 1747 гг. Конвенция предусматривала при необходимости участие русского корпуса в военных действиях в Европе для защиты интересов английского короля. Правда, долго оставался неясным вопрос, против кого будет действовать корпус. Вильямс и Бестужев-Рюмин полагали, что против французов, как это было в 1748 г. В сентябре 1755 г. соглашение было подписано, осталось только его ратифицировать, но внезапно было получено сообщение о заключении Уайтхоллского соглашения Англии с Пруссией.

Это соглашение в корне меняло ситуацию: заключив союз с Пруссией, Англия тем самым ставила под сомнение союзные отношения с Россией. Послу в Лондоне А. М. Голицыну было поручено довести до сведения Уайтхолла следующее заявление русского правительства: заключение конвенции с Пруссией «не можем мы сообразить с обнадеживаниями толико нам о дружбе е. в. повторенными, а наименьше с должною между союзниками откровенностию». А Коллегия иностранных дел подала императрице мнение, в котором отмечалось, что Уайтхоллский трактат автоматически аннулирует субсидное соглашение между Англией и Россией. Весной 1756 г. созданная для решения важнейших внешнеполитических дел и ведения войны Конференция при высочайшем дворе постановила обратиться к Австрии с предложением воспользоваться англо-французской войной в Америке и выступить против Пруссии, чтобы вернуть Силезию. Россия со своей стороны была готова «для обуздания прусского короля» выставить 80 тыс. человек, а если потребуется — то и больше. Конференция решила также умножить усилия для налаживания хороших отношений с Францией, чтобы склонить ее к войне с Пруссией. Конечная цель этих действий состояла в том, чтобы, «ослабя короля прусского, сделать его для России не страшным и не заботным; усиливши венский двор возвращением Силезии, сделать союз с ним против турок более важным и действенным»³⁴.

В ответ на обращение русского правительства Мария Терезия уведомила Елизавету о заключении Версальской конвенции и предложила присоединиться к ней, а также заключить с Австрией наступательный союз против Пруссии. Оба этих предложения русское правительство приняло, причем материалы переговоров свидетельствуют, что оно считало необходимым как можно раньше начать войну против Фридриха II, чтобы не дать ему разбить союзников поодиночке.

Опасения русского правительства оправдались. Фридрих II довольно быстро узнал о русско-австрийских переговорах по поводу заключения наступательного союза и об интенсивной подготовке России и Австрии к войне. Прусский король считал, что в создавшейся обстановке «нет другого спасения, как предупредить врага; если мое нападение будет удачно, то этот страшный заговор исчезнет как дым; как скоро главная участница (Австрия. — Е. А.) так будет снесена, что не будет в состоянии вести войну в будущем году, то вся тяжесть падет на союзников, которые, конечно, не согласятся нести ее»³⁵. Этот отрывок хорошо передает спекулятивный ход размышлений Фридриха, строившего свою политику в расчете на выигрышные для него последствия каких-то других предполагаемых действий. Моральная сторона дела — то, что он будет зачинщиком войны, — не смущала прусского короля.

Впоследствии Фридрих II писал, что «в политике задерживаться пустыми формальностями в таком важном деле было бы непростительной ошибкой… нерешительность и медлительность могут погубить все, а спасти может только быстрота и сила». В его «Истории Семилетней войны» эта мысль выражена более откровенно: истинные государи сами решают, когда им нужно начать войну, ведут ее, а какому-нибудь «трудолюбивому юристу предоставляют найти оправдание». Когда министр иностранных дел Подевильс пытался отговорить короля от решительных действий, указывая на возможности мирного разрешения конфликта и огромный риск, которому бы подверглась Пруссия в случае начала войны по его инициативе, Фридрих не стал слушать своего министра и выпроводил его словами: «Прощайте, человек трусливой политики!» Жребий был брошен. 18 августа 1756 г. армия Фридриха II вторглась на территорию Силезии. Получив известие об этом из Дрездена, Елизавета указом 1 сентября объявила Пруссии войну³⁶.