Россия в середине XVIII в.: Борьба за наследие Петра.

Начав с раннего утра перегруппировку, Фридрих переправился через топкий ручей Гюнер и занял удобные позиции, охватывавшие левый фланг русской армии, укрепившийся на горе Мюльберг. После того как прусская артиллерия обстреляла корпус Голицына, в атаку пошли пехота и конница короля. Сосредоточение, когда Фридрих не дал Салтыкову догадаться о месте наступления, и начальная фаза атаки превосходящими силами пехоты по пересеченной местности были проведены образцово. Шуваловцы, как и при Цорндорфе, не выдержали атаки и в панике покинули позиции на Мюльберге, где пруссаки тотчас установили пушки и начали продольный обстрел русских позиций на Большом Шпице. Пехота Фридриха одновременно атаковала их через овраг Кунгруд.

Салтыков вовремя дал приказ стоявшим на Большом Шпице крайним слева полкам развернуться поперек бывшего фронта и принять на себя удар перешедшей Кунгруд прусской пехоты. Так как хребет Большого Шпица был узок, образовалось несколько линий (по два полка в каждой), которые вступали в бой по очереди — по мере гибели передней линии. Современник так описывает последующие драматические события: «И хотя они (линии. — Е. А.) сим образом выставляемы были власно как на побиение неприятелю, которой, ежеминутно умножаясь, продвигался отчасу далее вперед и с неописанным мужеством нападал на наши маленькие линии, одну за другою истреблял до основания, однако, как и они, не поджав руки, стояли, а каждая линия, сидючи на коленях, до тех пор отстреливалась, покуда уже не оставалось почти никого в живых и целых, то все сие останавливало сколько-нибудь пруссаков…»⁶³

Одновременно с атакой во фланг русских позиций на горе Большой Шпиц прусская конница атаковала те же позиции с тыла, а пехота — с фронта, недалеко от Кунерсдорфа. Наступил критический момент битвы. Потеря позиций в центре неизбежно вела русскую армию к поражению. Однако атака с фланга, со склонов Мюльберга на склон Большого Шпица, захлебнулась — русские линии гибли одна за другой, но отстояли свои позиции. Атака кирасир принца Вюртембергского с тыла была отбита под личным руководством Румянцева и Лаудона, а фронтальную атаку пехоты остановил плотный огонь русской пехоты и артиллерии.

Теперь наступил критический момент для пруссаков. Фридрих приказал Зейдлицу начать атаку всеми силами конницы во фронт русских полков, стоявших на Большом Шпице, с тем чтобы сломить сопротивление русского центра. Конница знаменитого после Цорндорфа кавалерийского генерала помчалась на укрепленные позиции готовых к бою русских полков и батарей, но на этот раз, попав под сильный артиллерийский огонь, с огромными потерями отступила. Тотчас с нескольких позиций по расстроенным эскадронам Зейдлица ударила русско-австрийская конница, а затем перешла в наступление русская пехота, в штыковом бою занявшая снова Мюльберг. Попытки Фридриха перехватить инициативу ни к чему не привели. Прусская пехота и кавалерия бежала с поля боя. Клаузевиц и Дельбрюк считали, что при Кунерсдорфе Фридрих стал жертвой своей тактики: фланговая атака на узком пространстве, невозможность использовать в полной мере конницу, отказ от атаки левого крыла русской армии — все это предопределило поражение. Вместе с тем они отмечали умелое использование русскими местности, значительно укрепленной окопами и засеками, а также стойкость русских солдат на склонах Большого Шпица.

Общие потери 48-тысячной армии Фридриха II достигали 17 тыс. человек. Только на месте боя русские захоронили 7,6 тыс. убитых прусских солдат. Около 5 тыс. человек было взято в плен. Союзникам достались богатые трофеи: 26 знамен, 172 орудия и все боеприпасы прусской армии. Но и войска союзников понесли значительный урон. Если австрийцы потеряли 2 тыс. человек, то русские — 13 тыс. человек. По этому поводу Салтыков горько пошутил: «Ежели мне еще такое же сражение выиграть, то принуждено мне будет одному с посошком в руках несть известие о том в Петербург»⁶⁴.

Чудом спасенный своими гусарами, прусский король был в таком отчаянии, что проявил слабодушие и бежал, бросив армию. Сразу после битвы Фридрих II писал Финкенштейну: «Я несчастлив, что еще жив. Из армии в 48 тысяч человек у меня не остается и 3 тысяч. Когда я говорю это, все бежит, и у меня уже нет больше власти над этими людьми. В Берлине хорошо сделают, если подумают о своей безопасности. Жестокое несчастье! Я его не переживу. Последствия дела будут хуже, чем оно само. У меня нет больше никаких средств, и, сказать правду, я считаю все потерянным»⁶⁵.

Впрочем, Фридрих II всегда был склонен преувеличивать и свои успехи, и неудачи. Простояв несколько дней на поле битвы, Салтыков выступил в поход, но не на Берлин, где его со страхом ждали, а в другую сторону — на соединение с австрийской армией Дауна. Тем временем Фридрих взял себя в руки и сумел несколько поправить дело.