А теперь я прошу: довольно о прошлом; свалим этот старый хлам, этот навоз жизни в мусорную яму истории, дабы забыть старые счеты, раз навсегда повернуться спиной к злопамятству и дружно, рука об руку идти далее по широкому пути общечеловеческого прогресса и общечеловеческого единения.
Значительно более сложным выглядит вопрос: как воспринимали русских коренные обитатели завоеванной Россией Средней Азии. Свидетельств осталось немного. Первоначальное (после прихода в край) представление коренных жителей о русских (по свидетельству Наливкина) было сродни сказочному – черти с хвостами. Со временем «аборигены» убедились, что их страхи были преувеличены. Можно, очевидно, говорить о том, что в массе коренные жители относились к новым властителям равнодушно – властители так часто менялись, что в итоге они стали безразличными не только к смене властей, но и к самим властям.
Несомненно, русские начальники отличались от начальников бухарских или кокандских – они были в своем большинстве людьми доброжелательными и гуманными, но привыкшие к жесткому обращению «туземцы» воспринимали такое их свойство, как слабость, тем более что они были неверными и говорили на совсем непонятном языке.
«Желают ли они по-прежнему, – писал о таджиках востоковед и путешественник А.Е. Снесарев, – пребывать во власти Бухары, тянуться ли на сторону русских или, наконец, помышляют об афганском эмире?.. Скорее всего, их политические настроения отличаются каким-то безразличием»[593]
. Это безразличное отношение основной массы селян и горожан не менялось на протяжении всех пятидесяти лет существования Туркестана в составе Российской империи до той поры, когда в 1916 г. оказался под угрозой уклад их жизни – тогда они возмутились.Небезразличным, то есть стабильно враждебным, было отношение к новой власти мусульманских священнослужителей и сонма святош (ишаны, пиры, дервиши и т. п.), эксплуатировавших религиозные чувства и невежество тех же дехкан и жителей старых среднеазиатских городов.
Лояльно к русской администрации относились местные предприниматели (промышленники, купцы, торговцы), которые очень быстро осознали все выгоды, которые принес режим иностранцев и иноверцев: многие из этой категории населения не только были связаны с торговыми связями с Россией, но были компаньонами в русском бизнесе. Для этих людей возврат к ханским временам стал бы катастрофой. Они старались селиться среди русских, воспринимая образ жизни последних.
Существовала еще одна, весьма малочисленная группа, которую с полным правом можно назвать интеллигенцией (советские и нынешние историки-патриоты этим термином обозначали и обозначают книжников, знатоков и толкователей Корана, никакого отношения не имевших к этому слою общества). Представители этой группы мыслили смело и трезво – всего лишь горсть интеллектуалов. Самыми крупными были казах Чокан Валиханов (1835–1865) и таджик Ахмад Дониш (1827–1897).
Валиханов писал: «Мы без России пропадем, без русских мы только Азия и ничем другим без нее не можем быть»[594]
. Точно к такому же выводу приходил бухарский сановник, дипломат и поэт А. Дониш. Дониш несколько раз в составе посольств посетил Петербург и другие города России, он был хорошо осведомлен о тех преобразованиях, которые проводят в соседнем с Бухарским эмиратом Туркестанском крае российские власти. Все, что он видел и узнал, привело его к непоколебимому убеждению, что присутствие России в Средней Азии – несомненное благо для ее народов. России он посвятил несколько восторженных стихотворений. О Петербурге, поразившем его воображение, Дониш писал:Естественно, люди типа Валиханова и Дониша не могли оказать сколько-нибудь заметного влияния на своих соотечественников.
Атмосфера мощного экономического, духовного, культурного и политического подъема, характерного для России эпохи перелома веков (XIX и XX), не могла не иметь отзвука во всех концах империи, даже на такой далекой не только в географическом, но и цивилизационном смысле окраине, какой была Средняя Азия.
Отзвуком этого почти тектонического явления стало движение джадидизма в Туркестане. Термин «джадидизм» происходит от арабского словосочетания «усул-и-джадид», что означает «новый метод». Вдохновителем и идейным вождем движения принято считать крымско-татарского общественного деятеля Исмаила бей Гаспарали, чье имя в русифицированной версии звучало как Исмаил Гаспринский (1851–1914).